…Ветер гуляет по улицам. Он утешает меня, слепого ребенка, потерявшего и себя, и всех, кто меня любил. Сам я, наверное, разучился любить вовсе, этот дар забрала Джейн. Эмма ― нежная, милая, мертвая Эмма ― его не вернет. И все же…

– Побудь со мной. Поговори. Пока никто не пришел.

Я прислоняюсь к стене, увлекаю ее за собой. Если кто-то и должен выпустить меня, пусть это будет тот, кто столько защищал мою жизнь. Его нужно наконец поблагодарить. А сейчас…

Отдохни, Эмма. Я буду с тобой. Буду слушать твой шепот, молитвы или плач. Если только ты захочешь. Ведь мы уже не сумеем ничего забыть.

[Мильтон Адамс]

[Мильтон Адамс]

Я вижу наяву то, что недавно ― удивительно недавно! ― воображал, спеша с Эммой в Оровилл. Амбер Райз только что рухнул на мою старую софу и лениво щелкнул пальцами. Вино не прилетело. Теперь он досадливо морщится, приоткрыв один яркий желтый глаз.

– Либо твой погреб пуст, либо я устал.

– У меня нет погреба. ― Присаживаюсь рядом. ― Есть кладовая.

– Так, может, заглянешь туда? ― Он продолжает нагло глядеть снизу вверх. ― Знаешь, тяжелая у тебя работа. И как ты занимаешься этим каждый день?

– Хм, каждый день мне не приходится лечить покусанных и подстреленных. Разве что кто-нибудь упадет с лошади или перепьет. Такие сюрпризы устраиваешь мне только ты.

Он сердито жмурится и втягивает голову в плечи. Мне немного стыдно за слова, тем более, сейчас я думаю совсем не о том, что Великого, будь он неладен, не помешало бы скинуть на пол и выставить, а затем хорошенько поспать. Я уже ищу, чем смягчить сказанное, когда слышу:

– Извини, док. Я ведь не думал, что так будет. Клянусь, я…

Просто хотел жить, девочка с ветвями плюща в волосах сказала что-то подобное. Сказала, и злость, горечь, все, что всколыхнуло ее признание, погасло в моем сердце. Я в который раз вспомнил: каждому своя правда. А в отчаянном крике жрицы было очень много того, что Амбер, слепой легкомысленный Амбер, не слишком умеет ценить, даже замечать, ведь он всегда видел и будет видеть себя сердцевиной мира, любого мира, где бы ни обосновался. Впрочем…

– Кстати, Мильтон. Про советника… это было серьезно. Я хотел попросить тебя остаться.

…Впрочем, что-то он все-таки видит. Правда, это напоминает взгляд в бинокль.

– Твои мозги, твой характер, ― воодушевленно продолжает он. ― Ты должен стать сенатором или президентом, например. Или…

– Я врач, ― отзываюсь мягко, и мы встречаемся глазами. ― И хочу дальше быть врачом.