Снова не отвечаю. Я смотрю на блеклый снимок, сделанный заезжим фотографом. Девочки. Старшие Бернфилды. Я. И мир всего один.

– Мильтон. ― Амбер, привстав, дергает за рукав. ― Я понимаю, что заслуживаю презрения и желчного укора, но не немого же!

– Да. Забавно.

Больше я со словами не нахожусь и прикрываю руками лицо. Как я устал…

– Мильтон. ― Он зовет снова, теперь садясь. Смотрит, слабо улыбаясь, и это редкая улыбка, к которой я так и не привык: ее место всегда занимают сценические или просто наглые. ― Послушай. Ей хорошо. Можешь верить в рай, или в то, во что китайцы, или в Небесный Сад, в который верят у нас. Но… ей хорошо. И вам всем тоже должно быть. И будет.

– А тебе? ― невольно улыбаюсь в ответ, качая головой. ― Амбер. Не может быть «хорошо». Ты ведь почти изгнанник. И…

– Изгнанник, каким и был, ― беззаботно отзывается он. ― Славная участь. Особенно если есть кому написать пару писем, есть простаки, верящие, что ты мошенник-мистификатор, и есть, где… ну ты же понял, да?

Он опять оживленно щелкает пальцами. И я все-таки иду за хересом. За окном уже поднялось солнце, так ясно и приветливо синеет небо.

И с каждым шагом, странно умиротворенный, я наконец перестаю думать о землях под небом совсем другим.

Эпитафия пятая Клятва преемника

Эпитафия пятая

Клятва преемника

[Белая Сойка]

[Белая Сойка]

Я помню Жанну ― Исчезающего Рыцаря ― ту, которой не знал. Я помню ее волосы цвета молодой коры, и зеленые глаза, и сбитые в кровь ноги. Помню, какой она была в бою и как улыбалась в мирные минуты. Помню, как мой вождь говорил: одного ее слова достаточно, чтобы переметнуть на свою сторону любое сердце.

И его сердце переметнулось.

Я помню: ту, кто отнял жизнь Исчезающего Рыцаря, ждала казнь. Я должен был беречь ее и охранять, пока Злое Сердце не вернется, но она сбежала, очнувшись, и пришла к собратьям. Она рассказала им о том, что совершила, и попросила оборвать ее жизнь. Все равно она больше не была нужна им: не осталось могилы в Змеиной лощине. Светоч воскрес и покинул мир, а мой вождь умер. Говорили, он вспыхнул яркой звездой, а второй вспыхнула Жанна. Я слышал это от тех, кто никогда не видел звезд, и, отягощенный скорбью, не знал, верить или нет.