– Потому что он не всегда был... таким. Вспомни, ну же! Разве он никогда не был с тобой ласков, когда ты был ребенком? – она опустила голову, затем подняла, ее глаза блестели от слез. – Но умерли наши сыновья... один за другим... И с ним что-то случилось. Будто он намеренно ожесточил сердце, чтобы выдержать... Моя вина в этом тоже есть. Я была в таком отчаянии, что вместо того, чтобы горевать с ним вместе, начала обвинять, что не уберег моих мальчиков... Мы постоянно ссорились, а потом я отправилась в старую столицу. Добровольно. Бросила и тебя, и Хинзара... до сих пор казню себя за это. – Слезы стекали по ее щекам, она все яростнее теребила накидку. – Когда я одумалась, было уже поздно: император не позволил вернуться. Это понятно, в его глазах я была предательницей. Да я и впрямь ею была...

Ну и зачем она все это рассказывает? Хочет вызвать сочувствие к императору? Чтобы в сердце Ашезира зашевелилась вина? Нет ее и не будет! Или же мать просто решила собственную душу облегчить? Жестоко, однако.

– Зачем ты это говоришь? – он сам удивился льду, прозвучавшему в голосе.

– Ты злишься, я понимаю, – мать приблизилась, хотела коснуться его плеча, но Ашезир отшатнулся. Она вздохнула и потупилась. – Прости, но ты должен был это услышать. Раз убил, то должен знать, кого. Должен понимать, что иногда все не так, как кажется...

– О нет, все именно так, как кажется! – он все же повысил голос, но сразу спохватился. – Плевать, каким отец был раньше, важно только, каким стал. Я видел от него только унижения и побои. Он отправил меня в горный лагерь, не зная, выживу ли я. Не пытайся убедить меня в его... хм... любви. Не поверю и не пожалею о том, что сделал.

И все-таки в памяти всколыхнулись изгладившиеся, казалось бы, картинки из детства. Да... что-то такое было… Отец улыбался и гладил по спине, вручая первый меч. Утешал, когда Ашезира сбросила лошадь, и он сломал руку. Но до чего же давно это было! До чего расплывчаты воспоминания!

Мать почти добилась своего. «Почти», потому что чувство вины лишь кольнуло душу, но не задержалось в ней.

– Что ж, ты сказала, что посчитала нужным, я тебя услышал. Но... теперь сомневаюсь: могу ли я доверять тебе по-прежнему? Ты не предашь?

Императрица расширила глаза, обхватила лицо руками и расплакалась.

– Ну как ты можешь такое спрашивать?! Ты мой сын! У меня никого не осталось, кроме тебя и Хинзара! Ты имеешь право злиться, но не смей думать, будто я могу тебя предать!

Ашезир молчал и не двигался с места, но скоро не выдержал.

– Матушка! – он обнял ее и пробормотал: – Ну ладно, не плачь. Я тебе верю. Я всегда тебе верю, я же твой сын…