Мир на несколько секунд потерял точку опоры, и брат дает мне время сориентироваться. Я лежу дольше, чем нужно, желая избавиться от пульсирующей в черепе тупой боли.

– Я позову Рен, – говорит он, но я только отмахиваюсь.

– Просто кружится голова. – Стиснув зубы, я встаю на ноги, стараясь не споткнуться и не дать Толли поводов звать целителя. Мне не нужно, чтобы кто-то еще нянчился со мной. Я почти шиплю на своего брата, когда он пытается помочь мне подняться. – Видишь, со мной все в порядке. Все хорошо.

Ему не нужно знать, что я чувствую себя так, словно мне только что ударили молотком по голове. Конечно, у меня уже появляются синяки.

– Хороший ход, – добавляю я хотя бы для того, чтобы отвлечь Толли. И себя. Я все еще не могу сфокусировать взгляд на арене. С вольфрамом шутки плохи, особенно когда он оказывается в руках опытного магнетрона.

Толли рассматривает свои кольца со странным выражением лица, поджав губы. Одно из колец толще другого и к тому же тяжелее. Он крутит его вокруг пальца, и румянец ярким серебром окрашивает верхнюю часть его щек. Мой брат не из тех, кто любит поболтать. Ни одного из нас не учили, как справляться со своими эмоциями, мы умеем только скрывать их. Он усвоил этот урок не так хорошо, как я.

– Тебя этому научил отец, да? – бормочу я, отворачиваясь. От резкого движения у меня кружится голова. Воспоминания приходят слишком быстро. Толли был наследником нашего отца. Естественно, с ним обращались иначе, чем со мной. В основном отец проводил с ним уроки. Тренировал его, учил управлять государством. Он готовил Птолемуса к тому, что когда-нибудь он станет главой нашего Дома – и нашего королевства.

– Да.

В этом слове так много смысла. Их отношения были не такими, как наши. Они были ближе. Лучше. Птолемус был таким, каким хотел его видеть мой отец. Сын, сильный воин, исполнительный и преданный нашей крови. Никаких недостатков, подобных моим. Неудивительно, что он любил его больше. И мой брат любил его в ответ, что бы ни произошло тогда в Археоне.

У меня нет совершенно никакого желания плакать во второй раз за сегодняшний день. Поэтому я сосредотачиваюсь на ужасной боли в черепе, а не на боли в сердце.

– Я…

Он быстро прерывает меня, заставляя обернуться и посмотреть на него.

– Если ты будешь извиняться за то, что с ним случилось, я надену на тебя намордник.

У нас одинаковые глаза, глаза цвета грозовой тучи. Толли грозит взорваться.

Я прикусываю губу.

– Ну, удачи.

Усталая насмешка не успокаивает его. Он притягивает меня ближе к себе и кладет руки мне на плечи, чтобы я не могла отвести взгляд.