– Ты что-то хотел? – перевела внимание на причину его визита ко мне.

– Да, во время осенних каникул у первого курса будет практика. И мне надо получить твоё разрешение. Нас направляют в земли герцога Нолан-Скаршии. Мы будем работать в питомнике летучих ящеров.

Всё время, что говорил сын, в его глазах горело желание поехать туда. Его сердце бешенно стучало. Он волновался. Боялся, что откажу. И на то были причины.

Это далеко. Никто меня туда не пропустит, если что-то случится с Элрико. По договору я не могу разгуливать по королевству свободно. Только в сопровождении чёрных магов. Ректор как раз и был чёрным магом, поэтому я не нарушила договор, когда отправилась с ним к графу Уитгхарду.

Я взглянула на цветы.

Страх за Рико жил в моём материнском сердце. В последнее время мне часто приходится наступать себе на горло, чтобы дать сыну свободу выбора. Чтобы он научился сам принимать решения и нести ответственность за них.

Но как же трудно себя заставить не оберегать ещё не мужчину, но уже не мальчика.

Иногда мне снились сны, в которых Элрико попадал в застенки той самой лаборатории, где надо мной ставили чудовищные эксперименты. И я просыпалась в холодном поту, в полной боевой трансформации, готовая мчаться за сыном, убивать тех, кто причинил ему боль.

Этот иррациональный страх будил во мне сомнения и тревоги, вынуждая малодушничать и пытаться всё проконтролировать. Вот как сейчас. С одной стороны, я собиралась дать согласие на практику, но с другой – готовилась к выбиванию себе пропуска в герцогство и уже подыскивала аргументы для этого.

Раздумывая, я не спускала взгляда с фиолетовых цветков. Сейчас я видела двойной смысл залорнии. На цветочном языке они означали «мудрость». Ректор догадывался о моих порывах. Писать прямо о таком, значит, оскорбить. В свете просьбы сына этот букет от герцога Лёхенрольде приобретал совсем иное значение: «Проявите мудрость».

Да, приходит время, и надо оторвать себя от ребёнка. Дать ему свободу.

– Неси разрешение, – только и сказала я.

А у Элрико заблестели глаза от предстоящей практики. Его отпустили и даже условий не выдвинули. Мальчишка молнией метнулся в свою комнату и принёс документ, где я поставила свою подпись, тем самым разрешая сыну выезд из академии.

– Ты самая лучшая мама в мире, – радостно заявил Рико, стоя в дверях.

– Иди вещи собирай, – фыркнула я, в шутку кидая в него диванную подушку.

Он успел выскочить из комнаты и смеясь ушёл к себе.

И через пару недель Элрико Гинер отбыл на практику, а я не находила себе места. Даже любимая работа, в которую я погрузилась с головой, не отвлекала от настойчивых мыслей, одна хуже другой. Домочадцы старались не попадаться мне на глаза. Помощница в лавке не подпускала меня к покупателям, потому что своим зверским, в прямом смысле слова, видом распугаю всех клиентов. Вот и сидела круглыми сутками в лаборатории, варя зелья.