– Убирайся! – одними губами произнесла я, и ректор исчез в портале.

– Мам, тебе не кажется, что у тебя неправильная реакция на знаки внимания мужчины? – Элрико совсем распаясался в этой академии. Раньше он себе таких мыслей не позволял.

Я повернулась к сыну, схватила его щупами и прижала к стене, ощутимо приложив об неё.

– Слушая сюда, сопляк, – я подошла к нему вплотную и прошептала ему на ухо. – Пять лет меня насиловали. Пять лет надо мной ставили эксперименты в секретной лаборатории, – я услышала, как сердце Рико забилось быстрее, его зрачки расширились. – Я умоляла о смерти. Мне никто не помог. Из меня сделали чудовище, что я с трудом вернулас себе человеческий облик. И если им, – я кивнула в сторону улицы, намекая на чёрных магов, – станет известно об этом, то они придут, чтобы убить меня и заодно тебя. Закон един для всех. Все результаты экспериментов подлежат уничтожению.

Элрико повернул голову в сторону двери, ведшей в дом, словно беззвучно спрашивая о происхождении других домочадцев. Я кивнула, подтверждая, что и над ними ставили бесчеловечные опыты.

– Поэтому думай, что говоришь и делаешь, особенно когда общаешься со своим другом чёрным магом, – припечатала я его напоследок и отпустила.

Сын выглядел ошарашенным. Я не стала ждать, когда он придёт в себя от услышанного, и ушла в свои комнаты.

Грубо, жёстко – да, и этот разговор надо было провести ещё давно, но я всё откладывала, давая своему ребёнку насладиться беззаботным детством. Однако его поведение говорило, что он уже вырос.

С одной стороны, не надо было говорить мягче, но с другой стороны, жизнь никогда не будет баловать тебя только мёдом. Некоторых она вообще не балует. Так что можно сказать, что Элрико познакомился с неприглядной стороной взрослой жизни.

Ранним утром перед дверью дома из портала появилась огромная корзина с мориями, мелкими цветочками сиреневого цвета. На языке цветов мории означали извинения. Даже без подписи было понятно от кого букет.

Домашние что-то ещё бурчали о моей чёрствости, но сын больше не комментировал моё поведение. Всё ещё находясь в задумчивости, он отправился после выходных на учёбу.

Каждое утро на пороге появлялись цветы. Первую неделю герцог Лёхенрольде «извинялся». На вторую «восхищался» моим профессионализмом. На третью открыто признал, что «испытывает симпатию». На четвёртую «вспоминаю наш поцелуй».

А я… Рука не поднималась выкинуть букеты. Уже к концу третьей недели дом напоминал оранжерею. Сам даритель не показывался на мои глаза. Элрико молча наблюдал за мной. Иногда в его взоре я читала неодобрение и осуждение, которое быстро сменялось сожалением.