– Это была не я, – ответила колдунья, – но я так долго оплакивала потерю своих собственных детей, что у меня не осталось слёз для твоих. Так что теперь у вас есть двое, кто не будет скорбеть по Бальдру.

– Трое, – добавила волчица, хоть Фригг её и не слышала.

Асинья закрыла глаза, словно от удара, и снова открыла.

– Разве ты не хотела бы, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для твоих сыновей?

– Если бы слезами можно было спасти моих детей от их судьбы, я заставила бы плакать все миры, – горько произнесла Ангербода через мгновение. Одна слеза скатилась по её щеке, и она поспешно вытерла её. Волчица тоже прослезилась. – Что ж, дело сделано. Но я горевала не только по Бальдру.

– Этого достаточно, – сказала Фригг. – Благодарю.

Её взгляд на мгновение задержался на ведьме и её спутнице, но затем она снова надела плащ из перьев сокола и улетела.

– Похоже, Локи твёрдо стоит на своём, – заметила волчица. – Он явно хочет, чтобы Бальдр остался мёртвым.

– Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается, – пробормотала Ангербода, и внезапно мысль о том, что кто-то ударит Локи головой об скалу, показалась ей не такой уж приятной. Она встряхнулась, не желая сильно об этом задумываться, и добавила:

– Моё жилище совсем недалеко отсюда.

– Я знаю, – ответила волчица. – Веди нас.

Они молча пошли по лесу, пока не добрались до пещеры. Сердце ведьмы болезненно сжалось при виде пустой поляны и заброшенного огорода – и затем пропустило удар, когда она увидела, что дверь приоткрыта. Из дыры над очагом не поднимался дым и внутри не было видно света, но она знала, что у неё гость.

– Побудь здесь, – попросила Ангербода волчицу и двинулась вперёд.

Войдя внутрь, она обнаружила Локи, развалившегося в кресле.