А потом время вышло, и черно-белые двери наконец открылись.

Из предрассветной мглы веяло стужей, а у меня не было хотя бы шали, чтобы добежать до саней. Не успела я подумать об этом, как плечи укрыла тяжелая волчья доха, укутав меня пышным мехом и знакомым запахом с головы до ног.

Гости толпились у гардероба, усталые, потрясенные, взбудораженные. Я не поверила своим ушам, услышав женский возглас, полный неподдельного восторга:

— Вот это Ночь! Чудо, а не Ночь! Никогда такой не было!

Но чудеса еще не исчерпали себя.

В дверях налетел ветер, сорвал с головы капюшон, распахнул доху. Под одеждой, под теплым мехом кожу обдало морозным дыханием. По ткани свадебного костюма прокатилась волна холодного света — и красное стало белым, заткалось алмазными узорами. Я ощутила, как меняется крой, удлиняется подол.

Стало жутко — мой наряд превратился в погребальный саван. Вспомнилось видение, посланное шалуньей феей на Зимнем балу: я — в белом, и я… счастлива?

Так мы и вышли наружу, протолкнувшись сквозь ждущую чего-то толпу.

У подножия крыльца выстроились снежные витязи во всем великолепии своего боевого облачения, чтобы приветствовать владыку зимы и его супругу. Так вот отчего гости не спешили покинуть храм! У меня волосы на затылке зашевелились, когда застывшие глаза витязей обратились к нам, а копья наклонно взметнулись в воздух, образовав арку, горящую неживым синим огнем.

Кучер Сельфан, подпоясанный серебряным кушаком, лихо соскочил с козел, открыл перед нами дверь кареты и опустил подножку, чтобы мне было удобнее забраться внутрь.

Но Рауд медлил, любуясь городом. В жемчужной дымке нарождающегося утра Альгота была прекрасна. Широкие улицы, затейливо украшенные фасады домов, крыши из цветной черепицы — все это было теперь на виду. Снега осталось ровно столько, чтобы придать городу сказочно-праздничный вид, какой ему и полагалось иметь на исходе Ночи Всех Богов. В просветы облаков проглядывало бледно-сиреневое небо, и с него в полном безветрии падали красивые пышные хлопья.

Свет схлынул с моего платья, и оно опять изменилось, став из белого багряно-золотым. Длинный-длинный шлейф стелился по снегу — алый, как разгорающийся у горизонта восход. Его лучи развеяли призрачные фигуры витязей и весь морок этой долгой ночи, которая бывает раз в году и в которую происходят самые безумные, невероятные и непредставимые человеческим разумом вещи.

ГЛАВА 14, в которой все становится совсем хорошо, а главное, правильно

ГЛАВА 14, в которой все становится совсем хорошо, а главное, правильно