Марэ обнял сестру за плечи, чуть заметно сжал их. Помолчав, вполголоса сказал:

– Знаешь, такие, как мы с тобой, всегда остаются в конце концов одни. Не потому, что никому не нужны. А потому, что, может быть, нам самим никто не нужен. Ты ведь знаешь, как это бывает… Никто и никогда не заменит нам того, что творится в наших головах и вечно просится наружу. Это сильнее любви, сильнее дружбы. И от этого нельзя избавиться, как от чужой аше. Это проклятье с нами навсегда.

Эва ошеломлённо молчала, думая о том, что брат, возможно, прав.

– Впрочем, не забивай себе голову, малышка, – улыбнулся Марэ. – Я ведь могу и ошибаться. Лучше пойдём расскажем Габриэле о твоей выставке! Уверен, она обрадуется в десять раз сильнее тебя!

Брат и сестра скрылись на кухне. Почти сразу же из гамака поднялся Эшу. Выплюнул прогоревший до фильтра окурок. Щелчком отправил его в заросли гардений. Некоторое время стоял неподвижно, глядя на летающих над цветами больших белых мотыльков. Затем невесело ухмыльнулся. И, сунув руки в карманы, не спеша направился через сад к капоэйристам.

В сумерках, когда над старым домом поднялась луна, все уже объелись так, что Эва была уверена: торт, ради которого сестра поднялась с постели в четыре часа утра и который один занимал полхолодильника, не вызовет ни у кого интереса. Но когда широко улыбающаяся Оба вышла на крыльцо, неся многоярусное бисквитно-воздушное чудо с кофейной, кокосовой, кремовой и ореховой начинками, увенчанное сливками и фруктами, с шоколадной русалкой наверху, весь двор взорвался восторженными воплями. Взрослые зааплодировали. Дети, как саранча, хлынули к столу. Впереди всех летел Эшу. Жанаина, которую за минуту до выноса торта насильно усадили во главе стола, всплеснула руками:

– Боже мой! Боже мой!!! Обинья! Как ты сумела?! Боже, сфотографируйте его кто-нибудь, я повешу снимок в магазине! Это ведь лучший торт во всём городе! Во всём штате! Во всей Бразилии!

– …во всём мире, – невозмутимо закончил Огун, обнимая радостную Оба за плечи. – Девочка, как ты его только держишь? Дай сюда… Весит, как колесо от джипа! Куда ставить? Мам, свечи будем втыкать?

– Да пропади они пропадом! Не будем терять времени! Дети, живо в очередь! Эшу! Эшу! ЭШУ!!! Да что же это за паршивец! Где тряпка?! Огун, отпусти меня сейчас же! Должна же я хоть раз в жизни его догнать?!

Но Эшу, смахнувший себе в ладонь всю воздушную макушку торта вместе с шоколадной русалкой, уже с хохотом улепётывал прочь через темнеющий сад. Жанаина лишь махнула рукой и, вооружившись длинным ножом, принялась раздавать весело щебечущим детям куски торта. Со второго этажа сбежала Ошун – растрёпанная, босая, в надетом задом наперёд платье, с сияющими глазами, – и все мужчины сразу повернулись к ней. Смущённо расцеловав свекровь в обе щеки, жена Шанго плюхнула на тарелку два куска торта и снова унеслась наверх. А Ошосси уже загонял новую флэшку в музыкальную колонку. И стрекочущая самба вдруг сменилась тягучим и чувственным танго.