Пена же (немного лишняя) окружает дивную ванну метровым переливающимся «сугробом».

– Но я ваша гостья, – выдаю из глубин пены. – Так что вполне логично, что вы за мной ухаживаете. Вы же телекинезом мне поднос отправите, да?

Высунув из пены руки, я нежно-нежно смотрю на Санаду, потому что очень хочу эти блинчики, аромат которых пробивается даже через запах жасмина.

– Отправлю, – хмыкает Санаду и разжимает пальцы.

Поднос, просев на полсантиметра, выравнивается и плывёт ко мне.

Слава телекинезу!

Ухватив посылку, я нижней частью подноса прибиваю вездесущую пену. И только заполучив еду, вспоминаю о совести:

– Простите за беспорядок.

– Да ладно… я уже начинаю привыкать, – как-то обречённо произносит Санаду, разворачивается и указывает в сторону. – Полотенца в стенном шкафу вон там. С пеной потом служанка разберётся.

– Простите, – добавляю я в спину Санаду, но он только отмахивается.

А я пристраиваю поднос на бортике и улыбаюсь блинчикам.

***

«Не думай об обнажённой девушке в своей ванне», – с лёгкой мысленной насмешкой над собой повторяет Санаду.

Он лежит на софе в кабинете, прикрыв глаза сгибом локтя.

«Не думай об обнажённой девушке в своей ванне…»

Сигнальные чары особняка оповещают его об очередной попытке Валариона прорваться к Нике, и это позволяет не думать.

Хотя бы немного.

Вздохнув, Санаду садится.