– Фу, что за выражения у архивампира благородного происхождения? – нарочито возмущается Санаду. – Тебя посадили манерам учиться, а ты…

– Ты можешь помолчать хотя бы пятнадцать минут?

– М-м, а зачем?

– Санаду, меня отсюда выпустят.

– И тебя выпустят, и меня выпустят. И может быть даже вылечат, но это не точно.

Шипя сквозь стиснутые зубы, Танарэс с трудом приподнимается и, скованными руками подняв с пола учебник манер, которым его снабдили старшие коллеги, швыряет его в сторону Санаду.

Но учебник лишь шлёпается о решётку камеры Танарэса.

– Попробуй ещё раз, – предлагает Санаду. – Будет лучше, если ты сначала просунешь учебник сквозь свою решётку и только потом попытаешься пробросить сквозь мою.

– Не надо меня учить, что я должен делать!

– Ты не должен, просто выше шанс докинуть до меня учебник через одну решётку, чем через две. И я не думаю, что тебя продержат здесь достаточно долго, чтобы ты смог натренироваться настолько, чтобы кинуть книгу сквозь две решётки.

В тюремном зале, расположенном на пару этажей ниже комфортабельных комнат, наступает тишина.

На пять минут.

– Танарэс, а чего вы среди ночи пришли-то?

– Заткнись.

– Мне скучно. А когда мне скучно, я болтаю. Тем более, собеседник хороший.

Танарэс молчит. Санаду косится на него со своей койки, но тусклый свет не даёт ничего рассмотреть. Поэтому он снова заговаривает:

– И тебя посадили не только для глубоких раздумий о своём поведении, но и чтобы мы между собой всё выяснили без членовредительства.

– Нам нечего выяснять. Я всё равно не верю, что ты не мог помочь поймать Мару.

Санаду продолжает смотреть на Танарэса сквозь сумрак. И честно говоря, Санаду удивлён, что архивампиры посадили сюда своего более правильного сородича. Санаду полагал, что себе подобного они скорее простят за неподобающее поведение, а они, наоборот, среагировали очень остро. Или, может, после самого Санаду опасаются спускать промахи, чтобы потом не получить ещё одного неуправляемого?

Тут ведь не слишком комфортно, магический фон понижен и раны медленнее затягиваются, так что в этом подземелье их царапины, переломы и синяки ныть будут долго. Как сказали остальные – это просветляющая боль должна помочь им осознать всю глубину совершённого проступка.