– Мара, соберись.

– Я не хочу умирать, – бормочет она. – Не хочу перерождаться в полностью энергетическое существо. Мне нравится моё тело, нравится жить, чувствовать…

В её голосе появляются слезливые ноты.

Я возвышаюсь над ними обоими, стискивая ледяные пальцы Санаду, удивляясь тому, как блекнут разметавшиеся по тропинке рыжие пряди Мары.

– Ты и не станешь высшей, – устало «утешает» Санаду. – Точнее, если станешь, то будешь такой недолго, ведь приемлемой еды тут нет.

Ресницы Мары вздрагивают, в теле появляется напряжение.

Без подпитки магии вампир не просто умирает, он перерождается в высшего вампира, теряя физическую составляющую и впредь может её формировать только из энергии, словно манекен или марионетку, которой управляет своей волей. Довольно унылая жизнь, если подумать, хотя и является пиком силы для данного вида.

В мире без магии высшему вампиру нужны жизни других созданий для поддержания новой формы существования.

Но Санаду лукавит: нас здесь трое, и в случае перерождения мы с голодухи кинемся друг на друга. Хотя скорее выживет первый обратившийся и закусивший остальными, но если дану исполнят обещание и последний выживший не покинет лабиринт, он здесь развоплотится от голода.

Так что впереди нас могут ещё и гладиаторские бои на выживание ждать.

– Клео, возьмись за мой рукав, – просит Санаду.

Я перехватываю его рубашку и освобождаю пальцы. Вздохнув, Санаду закидывает Мару себе на плечо. Придерживая её за ноги, выпрямляется и перехватывает мою руку.

Идём дальше.

***

Санаду шагает несколько механически, я – более уверенно. Возможно потому, что я недавно обращена, и мне требуется меньше магии? Или правда Антоний помогает? Но мне действительно легче идти – есть, с чем сравнивать, я ведь через кровь ощущаю усталость Санаду.

Впрочем, у него такая отягчающая тушка на плече висит. И ведь не бросишь – сама Мара не доползёт.

А было бы здорово, будь это испытание на командный дух: раз своих не бросаете даже в самый тяжёлый момент, то вот вам конфетка – спасение.

Ещё было бы замечательно получить помощь от Антония. В конце концов, должна же быть у него совесть: мы в эти неприятности попали из-за него!