Но взгляды его коллег остаются настороженными.

***

Оптимизм мой слегка тухнет примерно так через час, потому что мы с Санаду, как в треклятом лабиринте, держась за руки бродим по лесу, только с грибами не разговариваем, потому что их тут нет.

Санаду уверяет, что чувствует присутствие живых существ, но не может определить точное направление их расположения, и они постоянно ускользают.

Не видно ни площади, ни озера, в которое нас макнули, ни дану.

Антоний не появляется, и Марка Аврелия нет, а ведь он мой бельчонок, и я бы хотела убедиться, что с ним всё в порядке!

– Марк Аврелий, ко мне… – зову я, но тщетно. – Антоний! Белку отдай!

– Как это знакомо звучит, – хмыкает Санаду и рупором приставляет ладонь ко рту. – Антоний, сдавайся, мы знаем, что ты здесь!

Наши голоса далеко разносятся по пронизанному солнечными лучами лесу.

– Эй, Антоний, выходи!

– Выходи, подлый трус! – поддерживает меня Санаду.

Мы переглядываемся, хихикаем. Оно, конечно, тревожно, что мы до сих пор не видим следов цивилизации, но, с другой стороны, если бы нас поселили в огромном дворце, а этот лес может считаться дворцом, то мы столь же долго могли бы бродить по нему в поисках знакомых.

Так как крики не помогают, я тяну Санаду к ближайшему дереву и стучу по стволу:

– Тук-тук, есть кто живой?

Тихо шелестит листва. Я снова стучу по дереву. Оно молчит. Санаду прислушивается. Я оглядываюсь по сторонам: может, дерево камушком или веткой потолще постучать для профилактики?

Но ни камней, ни крупных веток рядом не валяется. Мелких, впрочем, тоже. Но я не сдаюсь.

Попинав это дерево, перехожу к следующему. Повторяю процедуру. Благо кулаки даже у юных вампиресс крепкие, иначе, боюсь, я бы все костяшки ободрала о кору деревьев в попытках до них достучаться.

– Я начинаю скучать по говорящим грибам, – нарочито тяжко вздыхает Санаду.