Светлый фон

Он умер. Вокруг – снежная пустошь, над которой никогда не восходит солнце, – так описывали царство мёртвых Пресветлые Братья, и теперь Ежи видел, что они оказались правы. Только отчего пахло дымом? Отчего не зимний ветер выл в ушах, а рёв огня и человеческий плач?

«То стенают души мёртвых», – отстранённо, без страха подумал Ежи.

Пронзительный жуткий визг оглушил его. Ежи скрутился на полу, закрывая уши руками.

– На, – его слегка пнули в бок.

На пол рядом что-то упало. Ежи заозирался в темноте и увидел горящий свет в стороне и чёрный силуэт.

– Я умер? – спросил он.

Новый вопль сотряс всё вокруг, и свет померк.

«Банши, – вспомнил Ежи рассказы о лойтурских духах. – Дева, что оглушает своим воплем. Верно, это она».

Долго он лежал, вслушивался в тишину и боялся пошевелиться. Тело бил озноб, Ежи скрутился в комок, но никак не мог согреться. На лбу выступила испарина. Его лихорадило. Не сразу он вспомнил, что рядом с ним что-то упало, пошарил рукой рядом и стал изучать вещицу вслепую, на ощупь. Пальцы коснулись шерстяной материи. В руках у Ежи оказалось одеяло, и это было так чудно, так странно, что Ежи долго не мог понять, зачем оно ему. Отчего тень в царстве мёртвых поделилась с ним одеялом?

Ежи укрылся с головой, прижал к груди ноги и долго лежал, не шевелясь и всё пытаясь согреться, слушая далёкие вопли душ и думая, что его ждут такие же муки.

А когда в третий раз закричала банши, Ежи распахнул глаза и подскочил на месте как ошпаренный.

Тусклый свет из окошка под самым потолком освещал узкую камеру, а за спиной Ежи у приоткрытой двери стоял невысокий мужик в поддоспешнике без кольчуги. На боку с ремня свисал топорик.

– Я не умер? – повторил глупо Ежи.

Мужик поставил на пол деревянную миску и вышел. Дверь за ним закрылась с оглушительным скрипом, заскрежетал ключ в замочной скважине, и Ежи снова остался один.

Чудовищный вопль банши оказался всего лишь скрипом ржавых петель. Ледяная земля – каменным полом, а светлое пятно – крохотным оконцем у самого потолка.

Ежи угодил в темницу.

Он заглянул в миску, разглядывая с отвращением мутную жижу, в которой плавала морковь, зачерпнул ложкой. Похлёбка оказалась холодной, а пахла и вовсе мерзко, и Ежи с отвращением отставил миску в сторону.

Скоро невыносимо сильно захотелось есть, Ежи надеялся, что к ужину принесут что-нибудь получше, но ужин не принесли вовсе. На следующее утро вновь пришёл тот же мужик, увидел полную миску похлёбки и не стал её забирать.

– Почему меня тут держат? – спросил Ежи.

Мужик не ответил, скрылся за дверью, и Ежи подскочил, прижимаясь ртом к замочной скважине.