– Я хочу это сделать, – говорю я ему, опять садясь к нему на колени. Обхватив коленями его бедра. Прижавшись к нему. – Хадсон, я не могу сказать тебе, что я чувствую.

– Все нормально, – говорит он. Но его руки упираются в мои бедра, и я понимаю, что сейчас он оттолкнет меня.

– Я не могу тебе сказать, – продолжаю я, – но могу показать.

И, нагнувшись, я снова припадаю губами к его губам.

Долгое время он не мешает мне, и его губы и язык отвечают мне.

А затем он отстраняется. Накрывает ладонью мою щеку, несколько раз нежно целует меня в лоб, нос, даже подбородок.

– Ты не обязана что-то доказывать мне, – шепчет он. – Ты не обязана что-то делать…

– Дело не в этом.

– А в чем?

Это так похоже на Хадсона – задавать трудные вопросы, быть предельно честным, лишь бы удостовериться, что я в порядке. Что я не делаю ничего такого, что могло бы причинить мне боль, ничего такого, чего я не хочу. Я благодарна ему за то, что он всегда заботится обо мне, несмотря ни на что. Но сейчас я хочу позаботиться о нем. О нас обоих.

– Я хочу этого, – говорю я ему, потому что мне легко говорить о том, что так нужно как ему, так и мне. – Я хочу тебя.

На этот раз, когда я целую его, он обеими руками «за».

Как и я сама, хотя я и не могу ему этого сказать. Хотя не могу пока сказать этого и себе самой.

На этот раз, когда его руки перемещаются на мои бедра, это происходит совсем не так – и именно так, – как я ожидала.

Его рот пылок и властен.

Его кожа тепла и благоуханна.

Его руки тверды, но нежны и касаются меня именно там, где я хочу.

А его тело, его прекрасное, сильное тело защищает меня, прижимается ко мне, берет все то, что я ему предлагаю, и отдает мне намного, намного больше.

Ничто никогда не казалось мне таким сладостным.

Ничто никогда не казалось мне таким правильным.