«Ты говоришь о мисс Вин? Не знал. Как долго —»

«И она не знала. Я был ужасно —»

«Как долго ты пробудешь в —»

«– ужасно застенчив, ведь я отлично понимал, что не могу соперничать с ее многочисленными ухажерами».

Многочисленными? Двумя? Тремя? Возможно ли, чтобы он никогда не слыхал о главном из них? Каждая розовая изгородь знала и каждая служанка во всех трех поместьях. Благородная сдержанность тех, кто приводит в порядок наши постели.

«Как долго ты пробудешь в Люте? Нет, Грег, эту я заказал. Ты заплатишь за следующую бутылку. Скажи мне —»

«Так странно вспоминать! Это было безумие, это была мечта, это была реальность в степени х. За право поцеловать ее щиколотку, должен заметить, я бы согласился подставить шею под топор татарского палача. Ты-то был ей кузеном, почти братом, где тебе понять эту одержимость. Ах, эти пикники! И что – Перси де Пре, который хвастал ею передо мной, а я сходил с ума от зависти и жалости, и доктор Кролик, который тоже, поговаривали, любил ее, и Фил Рак, гениальный композитор, – они мертвы, мертвы, все мертвы!»

«Я очень плохо разбираюсь в музыке, но получил истинное наслаждение, когда заставил твоего приятеля выть. Сожалею, у меня назначено деловое свидание через несколько минут. За твое здоровье, Григорий Акимович».

«Аркадьевич», сказал Грег, в первый раз пропустивший ошибку мимо ушей, но теперь машинально поправивший Вана.

«Ах да! Глупая оговорка небрежной речи. Как поживает Аркадий Григорьевич?»

«Он умер. Он умер за несколько дней до твоей тети. По-моему, газеты очень мило отдали дань ее таланту. А где же теперь Аделаида Даниловна? Вышла ли она за Кристофера Вайнлендера или его брата?»

«Она то ли в Калифорнии, то ли в Аризоне. Сколько помню, его имя Андрей. Впрочем, могу ошибаться. В сущности, я никогда не был особенно близок с кузиной: я ведь всего дважды гостил в Ардисе, да и то оба раза по нескольку недель, давным-давно».

«Я слышал от кого-то, что она стала киноактрисой».

«Понятия не имею. Я никогда не видел ее на экране».

«О, это было бы ужасно, должен заметить, – включить доровизор и вдруг увидеть ее. Как тонущий видит все свое прошлое, и деревья, и цветы, и таксу в венчике. Ее, должно быть, ужасно потрясла ужасная смерть матери».

Любит он слово «ужасный», должен заметить. Ужасный костюм, ужасная высокопарность. Почему я должен терпеть все это? Отвратительно – и в то же время странно-притягательно: моя болтливая тень, мой фарсовый двойник.

Ван уже собирался уходить, когда к ним подошел шофер в элегантной форменной паре и сообщил «милорду», что его госпожа припаркована на углу рю де Сайгон и зовет его присоединиться.