Здесь пришлось прерваться и быстро пересказать Ардену историю про Трис и её волчонка.

Он с чувством выругался, и потом сказал задумчиво:

— Возможно, этот щенок ей воет. Волчий вой подавляет волю, и её от этого кроет. Надо поговорить с его отцом, Тридцатый вроде нормальный мужик, покажет сынуле кое-какие берега…

— Да он такой же отбитый, — возмутилась Ливи. — Он же давал ей деньги, на врачей маме, на училище сёстрам, на квартиру и вообще. А потом заявил, что если она будет «расстраивать мальчика», лекарства в больнице могут неожиданно кончиться! А ты же помнишь, у её мамы…

Мама Трис зависела от этих капельниц и огромной, страшно дорогой машины, которая очищала её кровь.

— Короче, я не особенно волновалась. Вчера пришла Бенера, мы даже неплохо посидели втроём, девчонки выпили, а мне-то нельзя… и тут припёрся этот.

— Кто — этот?

— Мужик какой-то. Очень вежливый, только с пистолетом и глазами головореза. Спросил меня ласково, не позову ли я Трис Брандевур для небольшой приватной беседы. Я сказала, что здесь таких нет.

Гость посмотрел на Ливи с укоризной и повторил ещё раз. Тогда Ливи попросила минутку, закрыла дверь, пришла на кухню и рассказала всё девочкам, как было. Трис побледнела, а Бенера сделала специальное лунное лицо, вышла и попросила его убраться вон.

«Ей всё-таки придётся с нами побеседовать», — сказал гость. И ушёл.

Тогда Бенера вызвала такси, Ливи покидала в сумку детские вещи, и они уехали в друзу. Зажгли охранные призмы, наняли охрану, а Ливи позвонила мне.

— Это не уголовники, — в сотый раз повторила Ливи, явно оправдываясь за возможный риск. — Кажется, они вообще из Волчьей Службы! Но Трис…

— Она объяснила что-нибудь? — перебила я.

— Не особенно, — Ливи сделала шумный глоток из кубка. — Сказала, что я «не пойму». А Бенера говорит, что её искра не в порядке. Но ты-то поймёшь? Ты-то тоже мохнатая?

— Да, — медленно согласилась я, хотя и не чувствовала особой уверенности. — А где она?

lxviii

lxviii

Трис была на верхней платформе, у самой крыши. Добраться туда можно было по шести приставным лестницам, мимо десятков устрашающих картин, огромного витринного шкафа со скульптурой и полотняного кокона, который служил, видимо, для медитаций.

Лестницы слегка раскачивались, нервируя, а Арден всё время принюхивался.

Верхний этаж оказался крошечным, размером, может быть, с большую кровать. Мебели здесь не было, только висели под потолком сотни бусин, пластин и колокольчиков, — от каждого движения воздуха они легонько, мелодично звенели.