Но женщинам никто не жал руки — ни другие женщины, ни мужчины.

В детстве, когда-то очень-очень давно, ее отец любил подобным образом скреплять обещания с дочерью. Она ужасно гордилась…

Когда супругу требовалась помощь, Амелия спокойно прикасалась к нему. Потому что так было нужно, так было правильно — всего лишь ещё один раненый на ее жизненном пути. Но сейчас… Она ведь уже держала его за руки в храме, и с ней ничего не случилось, и страшно не было.

Потому что при свидетелях? Или потому что?.. Мэл запуталась.

Вложила пальцы во все еще ожидающую ее раскрытую ладонь — как в холодную реку с разбега прыгнула.

Монтегрейн чуть сжал ее кисть и тут же отпустил. Для него — обычный жест. Для нее — едва ли не подвиг.

— Договорились, — резюмировал мужчина, не заметив или сделав вид, что не заметил, ее внутренней борьбы. — Доброй ночи, Амелия.

— Доброй ночи… Рэймер, — откликнулась Мэл и поспешила в сторону столовой.

Щеки отчего-то пылали.

* * *

Несмотря на травы для сна, за прошедшую ночь Амелия проспала едва ли пару часов. Кошмары не мучали, но и сон не шел.

«Даю вам еще десять дней, после чего приеду за отчетом», — строки из недавнего послания так и звучали в голове голосом Блэрарда Гидеона.

Приедет и потребует новых сведений. И самым разумным было бы действительно поехать на утреннюю прогулку с супругом, чтобы выведать у него побольше информации, подружиться, как изначально советовал Глава СБ. Разумным, правильным…

Амелия очень долго пыталась стать Эйдану Бриверивзу хорошей женой, прощая все грехи и надеясь на лучшее, пыталась родить ему наследника, несмотря ни на что. Это ведь тоже казалось ей разумным, не так ли?

Однако, чем больше Мэл копалась в себе, тем лучше понимала, что по-настоящему цельной она чувствовала себя лишь в один период своей жизни — когда работала в лазарете во время войны. Цельной, сильной, уверенной в себе — потому что точно знала, что делала и ради чего, а ее совесть была абсолютно чиста.

А что будет, если Гидеон таки сдержит слово и, разделавшись с Монтегрейном, окажет ей поддержку, позволив уехать? Будет ли Амелия чувствовать себя цельной тогда?

Свободы хотелось до слез, до крика. Но в то же время она понимала, что можно сбежать от запятнанной репутации, а от испачканной совести никуда не деться.

Если Монтегрейн виновен, то пусть Гидеон сам доказывает его вину — это его работа, не ее. Она — Грерогер. Такие, как Амелия, рождены, чтобы спасать жизни, а не отнимать их.

Даже ценой собственного благополучия…

Вертясь в постели с боку на бок, Мэл то полностью убеждала себя в том, что довольно боялась в этой жизни и, кроме совести, ей больше нечего терять, и главное — поступать правильно.