— У меня ничего нет с Элизой Форнье.

Амелия позволила себе полный иронии ответный взгляд.

Однако собеседника это ни капли не смутило.

— Было. И было довольно долго…

Что, учитывая поведение гостьи, было ясно без лишних слов.

Амелия первая прервала контакт взглядов, уперлась своим в сложенные на коленях и, слава богам, больше не дрожащие руки.

— Зачем ты мне это сейчас говоришь? — спросила глухо. — Ты не должен передо мной отчитываться.

— Я не отчитываюсь, я считаю своим долгом объясниться.

Мэл грустно улыбнулась. Еще одно «зачем» проглотила. Хочет объясниться — это его право.

— Может, для тебя это прозвучит слишком цинично, но меня устраивала Элиза, а я ее. Мы хорошо проводили время, плюс она следила за мной исподтишка и никогда не переступала грани дозволенного: не выворачивала карманы, не исследовала ящики стола, ограничивалась лишь собственными наблюдениями…

— Следила? — Амелия удивленно вскинула голову.

— А как ты думаешь? — Монтегрейн поморщился. — Ты тоже зашла ко мне не на чай. За мной следят. Всегда и везде. Поэтому в доме всего пятеро слуг. Поэтому серьезные разговоры ведутся лишь за закрытыми дверьми. Это моя жизнь, и по-другому уже не будет. Поэтому пока Элиза не наглела, меня все устраивало. А потом она вдруг решила, что я женюсь на ней после смерти ее мужа…

Мэл нахмурилась.

— Петер Форнье умер?

Рэймер покачал головой, усмехнулся.

— Жив и здравствует. Это у его жены далеко идущие планы.

Кажется, Амелия начала понимать.

— И я их ей поломала.

Взгляд собеседника сделался снисходительным.

— Не думай обо мне слишком плохо. Я бы никогда добровольно на ней не женился.