Она все-таки вздрогнула. Не от прикосновения, а от этих слов — вернее, от смысла только что произнесенных слов.

Он поцеловал ее. Медленно, осторожно, снова касаясь лишь лица. И да, это не было страшно — наоборот, приятно, чувственно.

Но в этот раз Амелия не забылась. Наоборот, сперва она вспомнила об Элизе, разместившейся где-то в соседних комнатах, и о том, что с той Рэймер явно не ограничивался поцелуями. А затем об Эйдане и о том, что как бы ей ни нравился мужчина, находящийся сейчас совсем рядом и так нежно ее целующий, она не сможет зайти дальше этих поцелуев. К горлу подкатило при одной мысли о том, что делал с ней Бриверивз.

Амелия дернулась, рванулась. Монтегрейн отпустил, но не отодвинулся.

— Не… н-на-до, — прошептала снова, но на сей раз сбивчиво, дрожащим голосом. Замотала головой, уставившись на свои судорожно сжатые, комкающие подол платья пальцы. — Какими бы ни были твои мотивы, не надо. Я не могу.

Монтегрейн молчал. Не уходил, но ничего не говорил и не делал.

Молчание затянулось. Пришлось с опаской поднять на него глаза. Разозлился, обиделся?

Но он смотрел на нее так, что у Амелии внутри что-то окончательно перевернулось, — напряженно и… с ненавистью?

— Что он делал с тобой?

Этот вопрос словно ударил под дых, она задохнулась.

Перед глазами вдруг явственно встали картины из прошлого: Эйдан, связывающий ей руки, Эйдан, тащащий ее по лестнице на своем плече, Эйдан, впечатывающий ее головой в стену, Эйдан, швыряющий ее на пол и поддающий ногой под ребра, Эйдан, чьи пальцы сжимаются на ее горле…

Сперва дрогнули лишь губы…

А потом Амелия зарыдала.

Сама себя испугалась, попыталась зажать искривившийся рот рукой, но громкие рыдания рвались сквозь пальцы. Закрыть все лицо? Обеими руками?

«Уйди же!»

Мэл попыталась отодвинуться (встать и отойти попросту не было сил), накрыла лицо ладонями, согнулась, не зная, куда себя спрятать, и будучи совершенно неспособной остановить истерику.

— Мэл…

Теплые руки отняли ее ладони от лица, а затем обняли за плечи, прижимая к груди.

Амелия зарыдала сильнее. Ненавидя себя за эту слабость и понимая, как ее поведение выглядело со стороны. Это было подобно смытой в бурю плотине, яростной волне, снесшей все тщательно выстраиваемые стены самоконтроля.

Мэл вцепилась в плечи мужчины, спрятав лицо на его груди в распахнутом сюртуке. Вцепилась и продолжала цепляться, кажется, даже услышала треск ниток, но остановиться и отпустить уже не могла — будто она на краю скалы и, если разожмет руки, ее унесет этой бешеной лавиной из чувств и болезненных воспоминаний.