Хватит нести бред. Просто послушай, что скажет этот старик, и всё! Перестань накручивать себя!

Иван Васильевич сплёл пальцы в замок и выдохнул. Втянув в себя воздух, спросил:

– Что такое, по-вашему, любовь?

Катя не ответила. По крайней мере, не сразу. Она всё ещё смотрела в голубые глаза старичка, но не видела их. Никогда в жизни она не думала, что несколько слов от незнакомого человека – один жалкий вопрос – смогут ТАК сильно выбить её из колеи. Разум поник. В голове не было вообще ничего. Казалось, сознание отделилось от тела и растворилось где-то над макушкой. Слишком… слишком сложный вопрос. С губ Кати попытался сорваться ответ, но в результате они беспомощно отлипли друг от друга, чтобы в лёгкие проникло как можно больше воздуха. Что такое, по-вашему, любовь? Что такое любовь по мнению старой женщины, обманутой мужчиной, которого она любила всем сердцем, и потерявшей своего единственного ребёнка – не просто потерявшей, а носившей окровавленного сына на руках, пока вокруг, столпившись, стояли люди. Что такая женщина может сказать о любви? Что о любви может сказать человек, вытерпевший столько боли, что исходила от этой самой любви?!

Вот именно. Ничего. Ничего она не могла сказать. Любви просто не сущ…

Давай потанцуем.

Её передёрнуло как от электрического разряда. По телу резко пробежала дрожь, и сильнее всего она ощущалась в кончиках пальцев. Его голос… с теми же нотками, что и тогда, ночью, перед волшебным танцем под шёпотом листьев. Женя вновь напомнил о себе. Только сейчас Катя поняла, какой была глупой, убеждая себя в том, что роман с Женей – всего лишь роман, а сама она к нему равнодушна. Да, равнодушна.

Но во мне есть его частичка. Я это чувствую.

Может быть… Но тем не менее эта частичка (если она действительно есть где-то глубоко в душе) давно начала распадаться на мелкие-мелкие кусочки. И первая трещина появилась тогда, когда Женя ударил кулаком в стену, разминувшись с животом Кати в несколько сантиметров. Первая трещина, положившая начало разрушению их отношений.

Сердце больно ударило по рёбрам. Катя сжала кулаки, костяшки пальцев разом побелели, ногти впились в ладони. Несколько секунд она так и просидела, после чего посмотрела Ивану Васильевичу в глаза и, стараясь унять дрожь в голосе, заговорила: