– Да, да, я уже не молод, так что прошу прощения за свои «ахи» и «охи». Было время, когда я мог запросто пробежать всю эту столовую и даже не покраснеть, представляете? Меня, кстати, зовут Иван Васильевич, прямо как в том фильме. – Он весело подмигнул – голубой огонёк на мгновение потух и зажёгся вновь. – Только вот я, как видите, профессию поменял навечно. Теперь вместо человека я являюсь каким-то животным, которое гоняют туда-сюда мерзавцы с автоматами! Разве это правильно?

Катя услышала вопрос, но всё так же смотрела на лист салата, спрятавшийся на дне тарелки. Она разглядывала тёмные тоненькие линии на более светлом зелёном полотне, пока её мысли пытались прийти в порядок. Сначала они заглянули на поверхность сознания, где всё ещё продолжался диалог Кати с женщиной в зеркале, потом галопом пробежали по обрывкам ночных кошмаров, что украли так много часов сна, и наконец нырнули в самую глубь. Иван Васильевич вроде бы повторил свой вопрос, но Катя его уже не слышала да и не хотела слышать – больше всего на свете сейчас хотелось побыть одной, наедине с собой, и чтобы никто не донимал. Иногда…ты не в силах противостоять желанию окунуться в прошлое (в приятное прошлое. Помнишь, как плавно он двигался в том самом танце?), и в эти моменты лучше делать это одной, чтобы полностью прочувствовать всё ещё раз, по-настоящему насладившись этим.

– Катя, вы здесь?

Она подняла голову и пристально вгляделась Ивану Васильевичу в глаза – два голубых огонька, обсыпанных ослепительно-белым снегом.

– Откуда вы знаете моё имя? Я вам не говорила, как меня зовут.

– Да о вас здесь знает каждый третий, если не каждый второй. Не хочу показаться сборщиком слухов, но всё равно скажу может приятную, а может и не очень приятную вещь. В общем… – Он поправил свои смешные круглые очки, и тогда Катя заметила, что руки старичка неслабо дрожат. – Если вдруг о вас заходит разговор, кто-то обязательно назовёт вас Женой Феникса. Не знаю почему, но всем безумно понравилось вам так называть, хотя я чувствую, что вам так и хочется оторвать башку тому, кто это придумал.

– Вы подсели для того, чтобы поговорить о том, как меня называют всякие придурки?

Иван Васильевич виновато улыбнулся, и от этой улыбки сразу стало чуточку легче. Плохие люди так не улыбаются, они просто не способны так искренне, так тепло улыбаться. От ярких голубых глаз не исходило никакого зла, они были добрыми, на поверхности зрачков всё время играла улыбка, даже если уголки губ не поднимались. Катя сомневалась, что от такого милого старичка можно ожидать проявление опасности…но Катя не стала бы собой, если б всю жизнь ей не попадались люди, так и норовившие провернуть в её спине нож после своих лестных, в чём-то даже милых слов.