– Я почувствовала то же самое, – подала голос Влада. – Неприятное ощущение.

– Ты знаешь, что это было, Кать?

Она будто не услышала его и сказала совсем другое, но с такой дрожью в голосе, что Женя не посмел её перебить.

– Я написала тебе стих. Красивый стих. Я… я… у меня получилось, я так радовалась, ты не представляешь. Я скакала по комнате как школьница и визжала точно так же, словно мне не тридцать два, а восемнадцать. Ну и…стих порвали.

Катя обвила Женю руками и уткнулась лицом в его футболку, мокрую от пота и крови. И плакала она совсем как школьница. Школьница, которую бросил кавалер за неделю до выпускного бала. В этом плаче не было ничего красивого, ничего такого, что захотелось бы воспеть в книге или стихотворении. Этот плач ужасал, хотелось заткнуть уши и притвориться, будто ты ничего не слышал, потому что… потому что в этом плаче было слишком много боли. Человеческое ухо не способно вытерпеть подобные рыдания.

– Он порвал мой стих. П-п-порвал и даже не моргнул. Орлиные крылья в сиянии луны… ты никогда это не прочтёшь. Никогда. Больше никогда… никогда не прочтёшь…

Женя посмотрел на экранчик (51 сменилось 50), отложил в сторону пистолет, повернув к себе рукояткой, чтобы, в случае чего, успеть схватить ружьё, и полностью развернулся к Кате, заключив её в объятия. Она тут же утонула в них, сомкнула свои руки на его спине. Её плечи сотрясались от рыданий, но теперь их обнимали тёплые мужские руки, сильные руки, руки любимого мужчины, и плевать на то, что ему всего шестнадцать лет. Катя его любила, Кате с ним было хорошо, остальное неважно. А если кто-нибудь что-то посмеет сказать, она просто выдавит ему глаза и вырежет на лице кровавую улыбку. Живьём. Чтобы слышать крики того, у кого слишком длинный язык.

В мчащемся вверх лифте, под светом редко мигающих ламп, стоя на коленях, разукрашенные кровью с ног до головы, друг друга обнимали мужчина и женщина, слившись в этот момент во что-то единое, целое, неразделимое. Их быстро стучащие сердца забились в одном темпе.

* * *

Женя встал с колен, когда на экранчике вспыхнула десятка.

Он поднял с пола пистолет, уже собрался подойти к Владе, когда Катя спросила:

– Ты стрелять умеешь?

Он взглянул в её серые глаза и решил не лгать. Нет, лгать было ни к чему.

– Не умею. Но думаю, справлюсь, там же ничего сложного: просто целишься и стреляешь.

Катя встала на ноги и вытянула руку. Тоже в крови. Совсем скоро на их телах с трудом можно будет отыскать светлую кожу.

– Дай пистолет мне. Я стрелять умею, даже есть разряд, правда, по стрельбе из винтовок. В школе как-то на секцию ходила. – Она попыталась улыбнуться. – Помоги этой девочке, потащишь её к выходу, я вас прикрою.