– Серёжка. Принеси серёжку.

Через несколько секунд маленький зелёный камушек, умещённый в испачканное кровью золото, перекочевал из мужских рук в женские. Последние прижали его к груди, в которой отчаянно билось сердце хрупкой, такой хрупкой девушки. Смотря на неё, Женя удивлялся тому, как она до сих пор оставалась живой.

– Оставь меня, пожалуйста.

Он так и поступил, молча поднявшись на ноги, взяв пистолет, подошёл к Кате, сидящей напротив дверей лифта, и сел рядом, прислонившись своим плечом к её плечу. При взгляде на лицо Кати всё внутри содрогнулось. Мышцы были расслаблены, и оттого оно казалось бездушной маской какого-то монстра, которым обычно пугали маленьких детей. Женя ни за что в жизни не назвал бы это лицо уродливым, но в его голове всё равно пронеслась мысль, что он больше никогда не увидит Катю такой, какой она была в палатке, в номере гостиницы, под листвой склонившихся деревьев в парке, когда она накинулась на него с девчачьим визгом и смеялась. Смеялась… Казалось, ни один из них больше не сможет засмеяться. После того, что произошло – нет.

– Ты с кем-то подралась? Кто-то..?

– Не надо, – Катя повернулась к Жене и подобно маленькой девочке свернулась калачиком, прижавшись к своему мужчине всем телом и уткнувшись лицом ему в грудь. Так они и сидели, облитые кровью, с осколками чужого черепа в волосах, замученные, обнимающие друг друга. – Я не хочу об этом говорить. Просто обними меня покрепче.

Женя обнял её покрепче. Он старался не смотреть на то месиво, что распласталось рядом с ними, но не мог, поэтому просто закрыл глаза, прислонив голову к стене. Грудь тяжело поднималась и тяжело опускалась. На шее до сих пор ощущалось давление сильных пальцев, воздух всё ещё казался невероятно сладким, хотя с каждым вдохом Женя привыкал к нему всё больше. Он видел уродливые синяки на шее Кати, которым только предстояло разрастись и зацвести. Но все выжили, втроём, искалеченные, но живые. Состояние каждого оставляло желать хорошего, но Женя понимал, что у него обстоит всё гораздо, гораздо лучше, нежели у остальных. Влада ранена, не способна идти самостоятельно, но зато она только что застрелила человека, который в два с половиной раза больше неё самой…был. С Катей вообще всё непонятно. Иногда она уходила куда-то далеко, при этом её тело оставалось здесь, а иногда приходила в себя. Сейчас, вроде бы, она осознавала, где находится. Это хорошо. Пусть так будет дальше.

Женя открыл глаза, посмотрел а правую руку, лежащую на согнутом колене и в которой был пистолет, взглянул на ладонь: костяшки окрасились чужой кровью. Вот так, подумал он. Снова возвращаемся к началу. Как приходил со школы с избитыми костяшками, так хожу и сейчас. От себя не убежишь, верно?