– Может, ей уснуть надо? – это уже островитянка. – А мы тут лишние…

– Это да, я никогда не могла уснуть средь сенных девок, – пожаловалась Мудрослава. – Вечно полягут, одна ворочается, другая вообще храпеть начинает.

– У нас одна фрейлина во сне песни пела, – это уже Ариция. – И ведь с виду нормальная, а как уснет, так и начинает. Главное, что фальшивила зверски!

– Уходим?

– Эй, – над Теттенике склонились. – Мы… того… уйдем, ладно? Посидим там вон… а ты, если вдруг привидится чего, то кричи.

– Закричу, – мрачно сказала Теттенике, глаз открывая. – Не сомневайтесь.

– Может, зелья сонного? – Ариция глядела презадумчиво.

– А если она потом не проснется? – возразила ей сестра. – Нет, с даром шутить нельзя. Просто нужно, чтобы она успокоилась и… и само придет.

– Придет ли, – Тетеннике села. Голова слегка кружилась, и слабость опутывала.

– Поверь. Даже если захочешь, чтобы не приходило, оно все одно… ты, главное, когда начнется помни, что это все – видение. И ты можешь им управлять.

Может ли…

А если не получится? Если это не дар, а… а случайность? Если… если она, Теттенике, ни на что не способна? Оно ведь может так быть?

Конечно.

Она ведь всегда была слабой. И трусихой. И… конь летит, морда в пене. Глаза его налиты кровью. Она была маленькой, она не сумела бы рассмотреть. Шкура мокрая от пота. Конь безумен.

И шарики играют.

Звенят в руке.

Протяни и коснешься.

Теттенике слышала, как уходили принцессы. Недалеко. Они остались за дверью. Говорят о чем-то. О ней? Не важно. Главное, золотые бубенцы звенят в её руках. Поют.

Красиво.

– Мама?