Зеркало дрогнуло и сменило отражение.

Мама?

Мама.

Бледное осунувшееся лицо. И рука, которая тянется. К Ричарду? К стеклу. к отражению. Губы шевелятся и…

– Отпусти, пожалуйста, – этот шепот наполняет комнату. И демоница застывает, боясь дышать. Слышит? Несомненно. – Отпусти хотя бы его. И я обещаю, что сделаю… все, о чем попросишь, сделаю… но отпусти.

И добавляет совсем уж неслышно.

– Умоляю.

А отражение сменяется.

Отец.

Его лицо искажено болезненной гримасой. И одна сторона искажена сильнее, чем другая. Он страшен до того, что даже теперь сердце обмирает. Отец кричит. Кричит… безмолвно, беззвучно, но крик этот рвет нервы.

А Ричарду не надо слышать, чтобы понять.

– Анна!

Одно слово.

Одно имя.

И зеркало. Зеркало снова становится черным.

– Она там, – демоница первой нарушает тишину. И сжимает его руку, а когти почти пробивают кожу. – Твоя мать. Чем бы это все ни было, но она там.

– И отец.

Он облизал губы.

И поднялся.

– Идем.