Он провел в пещере всю жизнь, и потому шум прибоя казался ему привычным, почти незаметным. Прибой походил на шум его собственного дыхания – или на внутренний монолог, не смолкавший никогда, даже во сне.

Волны по‐прежнему вздымались и разбивались о прибрежные камни, но слышался и другой звук… удары воды о палубу. В залив вошли корабли. Длинные суда, как у северян. Он снова прислушался и, убедившись, что близ него ничего опасного нет, поднялся, закинул лук за спину и зашагал через лес, а потом вниз по склону холма, в свою пещеру.

Через каждые несколько футов он останавливался, вслушивался и лишь потом шагал дальше.

Теперь он слышал людей, но вода, ветер и расстояние еще не давали ему оценить, сколько их. Больше дюжины – быть может, пара десятков. Биение их сердец слышалось с берега – значит, они уже причалили. Наверное, их принес столь редкий в этих краях благоприятный прибой. Бухта возле пещеры не привлекала странников. Море у входа в нее обычно несло суда к востоку, в Адьяр, или к западу, на самую оконечность Лиока. Сам вход представлял собой бурливый водоворот на песчаной отмели, вот почему причалить в этих краях было сложно и берега здесь оставались почти неизведанными. За все время, что Хёд жил среди этих утесов, море всего однажды вынесло на берег живое существо – Гислу.

Но сегодня в бухту вошли корабли, а берег заполонили люди. Хёду предстояло узнать, кто они.

Он поспешил к пещере, сбросил лук и без промедления вытащил из ножен клинок. На земле перед входом он начертил руну укрытия и окропил ее центр своей кровью. Ему не хотелось, чтобы пещеру заполонили любопытные северяне.

– Арвин?

Хёд не слышал учителя, но чувствовал, что тот рядом. Он быстро умылся – оттер руки, шею, лицо, намылил короткие волосы по сторонам головы: он был весь в грязи, а кожу покрывал слой засохшего пота. Ему не хотелось, чтобы собственный запах отвлекал его, когда он снова покинет пещеру.

– Арвин?

Вместо ответа он услышал булькавшее дыхание и сбивчивый пульс.

В испуге он рванулся в комнату Арвина. Корабли и люди отвлекли его. Он слишком долго отсутствовал.

Арвин лежал в постели, но не ответил Хёду, когда тот коснулся его лица.

Сердце старика еще билось, но дыхание стало поверхностным. Времени у него почти не осталось.

Откинув полу ночной рубахи Арвина, Хёд начертил на его впалой груди руны – одну для силы, одну для исцеления, одну для укрепления сердца. Старик сделал глубокий долгий вдох и накрыл руку Хёда своей ладонью.

– Мой мальчик, ты не сможешь прогнать эту болезнь, не сумеешь залечить эту рану. – Голос его звучал неясно, но он был в сознании.