— Как жаль, что в мире запрещено перекрытие кислорода. Таким детям делать операции — это попусту тратить деньги и время специалистов, — ответила полная женщина — заведующая детской реанимацией соседней больницы. Посмотрела на меня поверх очков с презрением.

От услышанного у меня мурашки пробежались по спине, а душу сковал холод.

— Да-да! Большие затраты в материальном плане. Да и время у специалистов лишний раз не хочется отнимать. Лучше они помогут тем, у кого больше шансов на спасение. Предлагаю перевести детей Архиповой в другую больницу. Как умрут сообщим. Если верить словам Натальи Сергеевны, то ее пациентам осталось не долго, — заявила тощая женщина, а я судорожно сглотнула и метнула убийственный взгляд на детского педиатра.

— Мы можем сделать операцию… Если согласитесь… Но гарантия слишком мала… С таким сердцем ваш ребенок проживет максимум десять лет. Я провел обследование сегодня утром. Оказалось, что роддом не правильно поставил диагноз, там не один порок сердца, а три, — ошарашил меня кардиолог.

— Зачем тебе такие дети? Ты молодая, родишь себе еще, — хмыкнула полная особа, бросив на меня пренебрежительный взгляд.

— Да-да, у тебя жизнь только началась. Не борись за них, пусть все само собой и разрешиться. Потом родишь себе других здоровых детей, — поддакивала другая тетушка.

Господи, помоги! Боже, да услышь ты меня наконец! Что они говорят? Какие другие дети? Да что это с миром? Душа кричала так, что оглушала, билась в истерике, а вот внешне я напоминала каменную скульптуру.

— Что касается вашего сына, то тут нужно пока подождать, понаблюдать в динамике, и если будут ухудшения, мы сразу сделаем операцию в отделении урологии.

Смотрела на присутствующих и чувствовала себя так, словно находилась на Олимпе среди богов, которые решали мою судьбу и судьбу моих детей. Часть из них голосовала против операций, и тем самым рушили все мои надежды, а часть была за, хоть и понимали, что шанс один из тысячи. И этим людям я была благодарна за то, что они позволили мне поверить в чудо.

Кардиолог обратился ко мне, и его голос вывел меня из транса:

— Мамочка, что вы скажете?

Меня трясло то ли от страха, то ли от собственного бессилия. Зачем мне дали огромную силу, если на Земле я не могла ею воспользоваться? Сжала кулаки, чтобы удержать контроль над эмоциями.

— Прооперируйте, пожалуйста, ради меня. Я все понимаю, вижу риск и оцениваю шансы своей девочки, но лучше буду осознавать, что сделала для своей дочери все, что не бросила ее просто умирать, а помогла. Так я смогу жить с чистой совестью и не мучатся всю жизнь вопросом: «А вдруг бы операция помогла?». Я уже приняла вашу новость о том, что дети не выживут, но посмотрите, им уже три недели, а они еще дышат! Малыши борятся, потому что хотят жить. Вы говорите, что гарантия всего десять лет жизни, но разве мы знаем сколько каждому из нас отведено? Бывает ведь, что рождается здоровый ребенок, но в десять лет его сбивает машина, ведь вы не знаете наверняка… Что если она проживет дольше? Поэтому сделайте это ради меня, даже если не получится, я все равно буду вам благодарна за то, что позволили использовать шанс, что не оставили просто умирать, — проговорила я безжизненным тоном, смотря с мольбой на кардиолога.