Император рассмеялся, и от этого смеха у Дорианы почему-то защекотало пятки.

— Тебе сегодня весь день что-нибудь рассказывали, Ана. То один учитель, то другой. Тебе мало?

— Да. Я хочу, чтобы ты рассказал. Но не так, как учителя. А что-нибудь о себе. Я ведь твоя жена, а до сих пор толком ничего не знаю…

Дориана никогда не могла угадать чувства и эмоции Эдигора, но если бы могла, то сейчас непременно поняла бы, насколько он устал, но при этом насколько сильно он не хочет отталкивать свою маленькую жену.

Когда ты знаешь, что будешь вынужден провести с человеком всю жизнь, поневоле начинаешь считаться с его чувствами.

— Хорошо. Тогда закрой глаза и слушай. Сколько я себя помню, мне всегда что-нибудь не дозволялось. Именно не дозволялось. Обычным детям просто запрещают, а вот наследным принцам — не дозволяют…

С этого дня, когда Дориана впервые ночевала в спальне Эдигора, их отношения изменились — между ними появилось больше теплоты и понимания, да и императрица иногда, не чаще раза в месяц, приходила к мужу, чтобы поговорить и послушать очередную историю из его жизни. Обычно это происходило в те дни, когда у Аны что-нибудь случалось.

Спустя ещё четыре года, когда императрице и Луламэй уже исполнилось по семнадцать лет, Эдигор, ворвавшийся в комнату к сестре без предупреждения, застал их с Люком в объятиях друг друга.

— Так-так, — хмыкнул император, когда они отлетели в разные стороны, и у Лу при этом щёки стали краснее самых красных роз.

Люк же, наоборот, слегка побледнел.

— Эд, это не то, что ты думаешь…

— Да что ты говоришь? — Эдигор иронично поднял брови. — А ты читаешь мои мысли?

Герцог вздохнул.

— Я люблю Луламэй.

— Я знаю.

Люк и Лу уставились на императора, вытаращив глаза.

— Что вы так на меня смотрите? Ну да, я знаю. Давно. Ты всегда обожала Люка, милая, а ты, друг мой, расплывался в улыбке, стоило тебе взглянуть на Лу. Всё к этому и шло.

— Значит, ты не против?.. — почти прошептал герцог, чуть склонив голову.

— Почему я должен быть против твоей свадьбы с Лу?

— Я же простой сын кухарки.