– Я до сих пор вижу мальчика, дерзко говорящего мне, что лучше умереть, чем струсить. Короля, которому я на следующий день надела браслеты на запястья такие худые, что они с них сваливались. Подростка, что постоянно рисковал собой, оберегая своё королевство. Синеглазого красавца, жертвующего своим счастьем ради мира в Саоре. Юношу, что ночь плакал без слёз в темноте моей комнаты в Тери, прощаясь со своей любовью. Парня, ворвавшегося в мой замок, словно ураган, заявившего, что разнесёт Пенш по камушку, спасая доверившегося ему непосвящённого мальчика…

Она помолчала и продолжила:

– Нет в моих воспоминаниях всемогущего Хранителя. Есть Джэд, Дэйкен, синеглазое совершенство, несносный, бешеный, непредсказуемый, нахально плюющий на все требования этикета, язвительный, резкий, презирающий опасность, обрывающий любые попытки сближения, иронизирующий над всем и вся – и любимый, как сын, которого у меня никогда не было. Если ты не можешь любить его – можно я буду любить за двоих?! Мне не важно, бессмертен он или нет… Важно, чтобы смерть не коснулась его раньше времени!

– А я вижу внука, – улыбнулась Соркен, – пихнувшего мне в объятия растерянного светлого мальчика: «бабушка, это Дэрэк, он мне жизнь спас!». Парня, никогда и ни перед кем не отчитывающегося – и давшего слово, что будет сообщать заботящемуся о нём человеку, где он и что с ним. Двух дурачащихся мальчишек, на спор переплывающих Садж в самом глубоком месте…

– Кто выиграл? – не выдержав, спросила Гэсса.

– Никто. Дэйкен поддался. Не захотел Дэрэка обижать. Он человек, дочка! Который умеет уступать… и прощать, если попросить. Почему ты за столько лет просто не извинилась?

Зэльтэн горько улыбнулась:

– Ты полагаешь, мама, что достаточно сказать – прости меня, Джэд, король Саора, великий Хранитель, за то, что отступилась от тебя, предала, а теперь не могу чувствовать ничего, кроме ужаса перед твоим могуществом? И он, справедливый и мудрый, снимет с меня мою вину?

– Ты могла бы сказать – прости меня, Синеглазый… Он же твой сын! – ответила ей принцесса. – Он бы понял.

– Нет, Гэсса! – возразила Зэльтэн. – Он лишь моя вина и слабость. Хочешь любить его за двоих – люби. За одну себя. Я его любить не могу. Для этого я слишком его боюсь. И ревность моя – просто зависть.

Она исчезла.

Принцесса с Соркен переглянулись.

– Она обманывает себя, – высказала одновременно пришедшую им в голову мысль Гэсса.

Соркен вздохнула:

– Но так успешно, что через пару лет убедит окончательно. И у Джэда действительно не будет матери.

– Ну уж нет! – вскинулась Гэсса. – Ты слышала, Соркен! Мать у него будет! Пусть и не родная, и не нужная, и приласкать не способная…