«Оставив в покое мою скромную персону, что делать-то будем?»

«Пойдём, для начала поговорим с этой… обдумывальщицей».

«А с парнем что делать? Не натворил бы чего. Взгляд у него… нехороший».

Я вижу, что Джэд прав. А в нашей спальне полно и ножей, и мечей… не прятать же их начать демонстративно – мол, не вздумай!

«Уложи-ка его баиньки, Синеглазый».

«В нашу постель? Сны не замучают?»

Чуть приподнятая бровь, и лукавая усмешка, и подсползшая простыня… Я бы сам тебя замучил – пока бы пощады не попросил… Как не вовремя Мэль дурить приспичило!

«Ты свои мысли до ночи прибереги… подвинься чуть, сейчас усыплю его».

Вряд ли Стэн понимает, что происходит. Мы укладываем его, сладко спящего, быстренько одеваемся и прыгаем к Мэриэль. Злые. Очень.

Злой я – это много шума и крика. Гнев Джэда – это тихая, холодная ярость. Гораздо более пугающая.

Вместе мы та ещё картина…

Мэль при нашем появлении подскакивает на месте.

– И как это называется? – набрасываюсь я с порога.

Наша будущая синеглазая королева смотрит на меня с опаской, переводит взгляд на отца – и отшатывается в ужасе.

– Доченька, – голос Дэйкена обманчиво ласков, – а не предупреждал ли я тебя в детстве, что люди – не игрушки? Что забавляться с чувствами – жестоко? Что чем ближе тебе человек – тем сильнее ты можешь его задеть, ранить, причинить боль?!

– Папа…

– Так какого чёрта ты развлекаешься!!!

Ой-ой-ой… Сейчас тут будет половина Оржа… если не пол-Саора. У меня-то уши заложило, а я к его рыку привык. Мэриэль падает в кресло, как подкошенная:

– Я не развлекаюсь! Я сравниваю…

– Что именно?!