Вдруг тонкие пальцы дрогнули и коснулись его лица. Она провела по его колючей щеке, зарываясь в волосы.

— Я не писал того письма, любимая, — прошептал он. — Вернее, писал, но не то, что получила ты. Я помню каждую строчку, каждое слово, каждую букву своего послания:

«Моя дорогая, любимая Искорка. Никакие оковы и преграды не остановят меня. Мое сердце навеки принадлежит тебе. Я верю, нам осталось совсем немного подождать, и мы будем вместе. Мы поженимся и будем счастливы. Отныне и навсегда, твой Лео».

То письмо, что ты получила, — это месть Ребекки. Неужели даже после Сент-Лиона ты не поняла, что я все эти годы любил только тебя?

— Мне было страшно, Лео, что увидев мое обезображенное лицо, ты станешь избегать меня, — ее голос дрогнул. — Я не могла променять твою любовь на жалость.

— Как ты могла подумать, что я когда-нибудь разлюблю тебя? — все повторял и повторял он.

— Мамочка, ты в порядке? — за спиной послышался детский голосок. — Господин Лео расстроил тебя?

— Иди к нам, — Лео опустился на колени и прижал к себе дочку. — Я твой настоящий отец.

Сола испуганно отпрянула и посмотрела на мать.

— Это правда?

— Да, детка, — только и смогла выдавить Даяна.

Лицо ребенка в этот момент выражало такую неописуемую радость, что у «грозного канцлера» остановилось дыхание.

— Значит, ты больше никогда не уйдешь от нас? Значит, мы теперь всегда будем вместе?

— Я нашел вас и больше никуда не отпущу.

Сола с силой прижалась к груди отца, а тот стиснул в объятиях крохотное тельце родного ребенка в порыве нахлынувшей нежности.

Даяна вдруг покачнулась и стала оседать на стоявшее позади кресло.

— Мамочка, тебе же лекарь запретил волноваться! — Сола кинулась к матери.

Подхватив на руки любимую, Лео отнес ее на кровать. Дочка вертелась рядом, шмыгала носом, сжав в ладошках материнскую руку. Лео взял со стола стакан с водой, смочил полотенце и приложил ко лбу Даяны.

— А что еще лекарь говорил? — спросил он.

Сола неопределенно пожала плечами.