— Ты не злишься? Я же, выходит, привязала тебя к этому месту не спросив…
— Я же говорил, спроси меня об этом завтра, когда я высплюсь, тогда смогу ответить точно, — хмыкнул Дмитрий.
Она в ответ неуверенно улыбнулась. То, что он шутил, тоже казалось хорошим знаком.
Веника в бане не хватало, но и без него хорошенько погрелись. Мыться вдвоем, поливая друг другу по очереди, тоже было гораздо удобнее, чем в одиночку, и особенно это оценила Анна. Косорукову-то что, он бы и сам управился, а ей вымывать всяческую гадость из волос — морока. Волосы длинные, мусора набралось много, сама бы она невесть сколько промаялась. Хорошо еще ведьмино мыло было не чета покупному, а то бы и дольше провозились.
Надевая после бани уже знакомую безразмерную полотняную рубаху и подштанники, Косоруков чувствовал себя почти неприлично счастливым, а уж когда его после этого проводили в тесную спальню с широкой кроватью, застеленной свежим бельем, то счастье стало абсолютным.
Джия проводила осоловелого охотника взглядом и ничего не сказала. Ничего не сказала и Анне, которая перед тем, как последовать за ним, долго и старательно разбирала волосы у печки, попеременно то расстегивая ворот длинной рубахи с ведьминого плеча, то с хмурым видом застегивая обратно. Могла бы точно сказать, что все эти ее приготовления совершенно бессмысленны, но не стала: чего человека раньше времени расстраивать.
Анна, конечно, насмешливых взглядов ведьмы не замечала и очень волновалась. Как Дима себя поведет теперь? Нет, конечно, не оттолкнет, уже ведь не оттолкнул. Поцелует? Скажет что-нибудь? А может, и не только поцелует…
Наконец она набралась решимости, пожелала хозяйке дома доброй ночи и, прихватив огарок свечи в плошке, юркнула в спальню. Но, прикрыв за собой дверь, замерла за порогом, опять чувствуя себя очень глупо со всеми своими мыслями и переживаниями. Потому что Дмитрий спал, уткнувшись лицом в подушку и разметавшись на две трети постели, ближе к левому ее краю, откинув одеяло, но не накрывшись. Одолженную одежду не по размеру он снял, и вид Анне открывался весьма живописный.
С минуту она стояла, раздумывая, но больше любуясь, потом сдавленно фыркнула от смеха — над собой, над ситуацией и, немного, над бедным умаявшимся охотником, который заснул, едва коснувшись головой подушки. Пристроив свечку на столик в углу, Анна подобрала одежду мужчины, которую тот побросал на стул, но вещи съехали на пол, сложила аккуратно. Потом заботливо укрыла бедолагу одеялом — тот снова не пошевелился. То есть умаялся совершенно.