В отличие от его победы.

Что бы ни говорили потом, она не помогала Нолану выиграть. Но ее люди всячески помогали Легрейфу проиграть. «Кто угодно, но не Моркант», думала тогда Идель. Из всех герцогов империи к ней настойчиво сватался лишь один. Лишь один шел с ней вровень по титулу и владениям, и лишь один хотел использовать ее кровное родство с правящей династией для достижения влияния куда большего того, что уже имел. Что еще хуже — он все время напоминал, что в период с ее шести до восьми лет они были загодя помолвлены родителями, и цеплялся за давние обещания семейств, которые стали неактуальны очень быстро и особенно — со смертью Раданиса.

Легрейф один из всех был убежден, что имел право не считаться с ней. Остальных — Идель знала — она смогла бы поставить на место. Если бы потребовалось.

Нолан, поначалу безродный и абсолютно чужой человек, приложил тысячи усилий и в итоге стал едва ли первым после смерти Раданиса, кто увидел Идель целиком. Настоящего человека, а не тысячу масок, одна поверх другой. Он примирился, принял, добился ее доверия куда позже, чем ее близости, и разглядел, наконец, ее истинную суть: простую одинокую девчонку, покинутую всеми, и готовую обещать любую верность человеку, чьи руки подарили ей ласку и тепло.

Идель горько усмехнулась, чем снова вызвала беспокойство Рея и Ульдреда. И снова не отреагировала на него.

Казалось бы, она — эрцгерцогиня! Она — сестра самого императора! Но Нолан обнаружил в ней брошенного щенка.

Идель тряслась, что Теоданис, вернувшись в герцогство, устроит что-нибудь действительно грандиозное. Откажет ей в наследовании, убьет мачеху и скоропостижно женится снова, чтобы получить сына. Сошлет или публично выпорет. Или еще что-нибудь. Ну не могла ведь наследница Греймхау выйти за обычного дружинника!

Досталось только Нолану — Теоданис вызвал его подраться на мечах. Он от души размазывал бедолагу, пускался в крик (весь чертог слышал), поносил бранными, непотребными словами. Нолан все равно вставал и говорил, что не отступится. Что победил честно, что относится со всем почтением.

Говорил то, что не скажет больше ни один мужчина рядом с ней, и тем более — герцог Легрейф из Морканта.

После избиения зятя Теоданис позвал дочь в кабинет, вперился тяжелым взглядом, заставляя ее внутренности сжиматься от предстоящей беседы. Тем не менее, Идель уже умела стоять — сохраняя внешнюю непрошибаемость и беспримерное достоинство. Оценив, Теоданис набрал полную грудь воздуха и громко, публично заговорил с ней, как со взрослым самостоятельным человеком. Широким жестом предложил сесть в кресло герцогини, обратился «миледи», сказал: «Давайте обсудим сложившуюся ситуацию».