«Я ему отомщу!» – Ноа прокручивал в голове эту фразу снова и снова, как мантру, пока немного не успокоился.
Как раз тогда фрау Энгстелиг вошла в карт, громко хлопнув дверью. Лицо женщины было искажено от гнева. Она вихрем пролетела мимо Ноа и уселась за стол. Ее ноздри раздувались от тяжелого дыхания, а в глазах читалась лишь ярость. Когда ее злость немного улетучилась, женщина заговорила:
– Гребаные Вайдманы. Фридрих теперь будет таскать за нами, – она вытащила свой кинжал, и Ноа побоялся, что сейчас фрау метнет его, но женщина лишь погладила лезвие и окончательно успокоилась. – У него еще хватило наглости проситься ко мне в карт!
– Фрау Энгстелиг, а где Франциск? – попытался перевести тему Ноа.
– Я оставила его присматривать за Хельгой, – неохотно ответила она и принялась изучать бумаги со стола.
Первые солнечные лучи проникали в карт и делали обстановку вокруг уютнее. Но Ноа все равно было здесь не по себе. В этом карте он был гостем, а Энгстелиг – плохой хозяйкой. Парень неловко подошел к массивному креслу и сел. Женщина старательно не обращала внимания на него, но когда Ноа начал ерзать на месте от бездействия, она, не отрываясь от бумаг, недовольно сказала:
– Что не так?
– Я хотел спросить об убийце моей мамы, – голос Ноа дрогнул.
Женщина смяла бумагу, которую только что читала, и бросила ее в мусорную корзину под столом. Сейчас фрау не выглядела злой, скорее уставшей:
– Зачем? – Энгстелиг презрительно хмыкнула. – Чтобы ему отомстить, нужно встать в очередь.
Ноа открыл рот, чтобы возразить, но не смог подобрать слова. Зато у Энгстелиг было что добавить:
– Думал, что ты один такой, особенный? – она не сводила взгляда с парня. – Этот человек многим насолил, но императору он нужен живым.
Эти слова поставили точку в разговоре. Фрау Энгстелиг, насколько бы пугающей она не выглядела, всего лишь еще одна подданная императора, его верная собака. Однако Ноа надеялся, что благородства и честности в ней больше, чем в Вайдманах, даже несмотря на внешнюю жестокость. Мама учила его не судить о людях по обложке, но в содержании Энгстелиг было сложно разобраться. Она была многогранна, и стоило только подумать, что она и вправду добрая, как она перечеркивала все каким-нибудь поступком.
Дорога заняла несколько изнурительных дней. И все это время ни Ноа, ни Энгстелиг не проронили ни слова. Фрау постоянно корпела над кипой бумаг, которая меньше не становилась. А Ноа наблюдал в окно красоты Вельтерна. Когда становилось слишком скучно, парень уходил в спальню и вызывал огонек. Иногда у него получалось придать пламени очертания человеческих, и парень мог понаблюдать за причудливым танцем, который они вели на лезвии меча.