– Я вынес ее из огня: плачущую навзрыд, с обожженными и изрезанными руками. Она хваталась за мой сюртук и плакала, видя, что я пострадал, спасая ее. Она плакала у меня на груди, и это был последний раз, когда я видел ее слезы. Пожар унес жизни всей ее семьи, а причину его установить так и не удалось. Та ночь поделила ее жизнь на «до» и «после», и прежней она больше никогда не была.

– Когда Эли убили… оружием, которым ее убили, был артефакт Энгстелиг, – проговорил Ноа, и слова дались ему из ряда вон тяжело. – Я не мог ошибиться. Я видел его столько раз, это определенно был он.

– Насколько я знаю, милая Элирис умерла от яда, а яд – это не оружие Энгстелиг. Слишком грязно для нее. Я не думаю, что это она.

Не сказать, что Ноа стало легче после этих слов, но появилась крохотная надежда, что это все-таки была не Энгстелиг, которая, несмотря на свою отстраненность и злобу, все-таки столько для него сделала. Но теперь ненависть Энгстелиг ко всему миру обретала смысл. Она не знала, кому можно доверять, а кому нельзя, и потому предпочитала полагаться на себя и – теперь – Франциска. Она ненавидела слабость Ноа, потому что помнила сама, что значит быть бессильной и не простила себе этого. Хотела, чтобы Ноа не повторил ее ошибки и был сильнее, – он грустно взглянул на ножны Ноа.

– Ну вот настал и мой черед повиноваться судьбе.

Ройван выудил из-под полов своего плаща небольшой сверток и протянул Ноа. Это оказались Рубиновые ножны и его артефакт. Парень достал свой меч. Было приятно ощущать холод стали на своей коже. Ноа был рад его возвращению, парню теперь казалось, что он снова целый. Артефакт медленно наполнялся белым светом, как было всегда, когда Ноа хотел его использовать. Киллиан смотрел на это с нескрываемой гордостью.

Ноа отошел подальше от мужчины и замахнулся. Он еще никогда не убивал и боялся этого. Теперь, глядя в серые глаза Киллиана, видя все его шрамы, чувствуя ту же опустошенность, что и он, Ноа больше не хотел его убивать. Он видел перед собой слабого человека, струсившего и возложившего тяжкую миссию на свое второе «я», человека, который ненавидит себя за свою же слабость и свои деяния. Он видел человека, недостойного смерти. Одним движением меча он может облегчить его страдания. И какая же в этом справедливость? Да и кем нужно быть, чтобы отнять жизнь у собственного отца?

– Мама нечасто говорила о тебе, – сказал Ноа. – Я даже не знал, любила она тебя или ненавидела. Теперь мне кажется, что она ненавидела себя за то, что не смогла разлюбить тебя.

– Кто знает, – ответил с хрупкой улыбкой на губах Киллиан. – Нея была невероятно доброй. Она не смогла отказаться от меня, даже когда поняла, что я становлюсь чудовищем. Сделать это ее заставила любовь к тебе.