И утро началось действительно приятно, с разбудивших Серафима поцелуев жены. А потом он обнаружил одно обстоятельство…
— Ты слишком напряжён и много работаешь, — промурлыкала она, медленно провела сверху вниз ладонью по груди мужчины, по животу до пупка и чуть ниже — и вверх, опять к груди, вдоль кривого светлого шрама, перечеркнувшего рёбра.
— И как это поможет мне расслабиться? — мрачно уточнил он, выразительно двинув руками — насколько позволяла цепь.
— Во всяком случае, не помешает, — рассмеялась Ева.
Серафим напряг руку, потянул, проверяя надёжность крепления, коротко резко дёрнул…
— Не ломай! — Женщина возмущённо шлёпнула его ладонью по груди. — Бугай. — Проворчала недовольно, но склонилась ближе и мягко коснулась губами над солнечным сплетением.
— И всё-таки какого чёрта? — всё так же мрачно, но уже с нотками смирения спросил Дрянин.
Ситуация и положение, конечно, раздражали, но было бы странно ждать чего-то по-настоящему плохого от жены на двенадцатом году совместной жизни.
— А кто виноват, что ты настолько привык командовать, что остановить тебя можно только таким варварским способом? — насмешливо проговорила она, сладко потянулась всем телом. С удовольствием отметив, что внимание мужчины перетекло куда надо, а именно — на грудь жены, поднялась на колени и удобно устроилась верхом на его бёдрах, окинула ласкающим взглядом.
— Ты же понимаешь, что рано или поздно это придётся снять? — Он выразительно звякнул цепями.
— Понимаю, — исполненным кротости голосом заверила Ева, опять не спеша провела руками, на этот раз обеими, по его торсу от плеч к животу. — Но какое-то время до того момента у меня есть. — Опёрлась ладонями о его грудь, коснулась губами впадины между ключицами и спрятала довольную улыбку, когда мужчина непроизвольно запрокинул голову, чтобы ей было удобнее. — И оно того стоит! Тебе ужасно идут цепи, ты знаешь? Такой суровый, сильный, красивый — и я могу делать с тобой всё, что заблагорассудится.
— Сейчас ты уйдёшь в кухню с книжкой и оставишь меня здесь? — предположил он, насмешливо приподняв брови.
— Идея, конечно, интересная и ироничная, но нет, — улыбнулась Ева, опёрлась на подушку по обе стороны от его головы, прогнулась, прижавшись грудью к груди, и выдохнула возле его губ: — Тебя я хочу гораздо сильнее.
Поцелуй за этим последовал долгий, томный, очень многообещающий, и обоим стало не до болтовни, хотя Ева, конечно, могла бы сказать очень многое. Например, о том, как ценит вот это доверие и готовность поддаться, сыграть по её правилам. Или о том, как отчаянно скучает, когда он на несколько дней уезжает по делам службы. Или о том, что прекрасно знает, что он тоже скучает. Не скажет, конечно, но можно подумать, она не успела его за это время изучить!