Apa фыркнул, вовсе не по-ангельски.

– Большинство грешников, которых исправляют неоперенные, не стоят и десяти перьев.

– Ладно, хорошо. Тогда пять. – Ama сделала вид, что уступила.

Я посмотрела на Адама и обнаружила, что его ямочка углубилась.

Заметив мой взгляд, он провел большим пальцем по моим костяшкам и наклонился.

– Не находишь, что они очень забавные, когда собираются вместе?

– Безусловно, да. – Я положила голову ему на плечо и с обожанием смотрела на взрослых, которые препирались как школьники. – Вечность с ними будет такой веселой.

Адам улыбнулся и поцеловал меня в висок, запечатлев свой след на еще одной части моего тела.

– Вечность с тобой, Перышко.

– Что дальше? Отменим правила о том, что бранные слова стоят перьев? – Apa вскинул руку в воздух.

Я обвила рукой талию Адама и вздохнула в полном блаженстве.

– Есть шанс, что ты сможешь это сделать? – спросила ama отца, который покраснел еще больше.

– Нашему сыну это помогло бы. – Габриэль бросил на Адама ласковый взгляд.

Слова офанима заставили моего отца переключить внимание на нас. Он не улыбнулся, а лишь вздохнул с покорностью. У него было восемнадцать лет, чтобы подготовиться к моей встрече с Адамом, но, очевидно, их оказалось недостаточно.

Я произнесла одними губами: «Ni aheeva ta», – что заставило его растаять, как суфле, чей сладкий пар закружился вокруг нас, необъяснимым образом всколыхнув в моем сознании имя – Мими.

Ama упоминала, что Мюриэль Моро обожала готовить. Делала ли она мне суфле в прошлой жизни?