— Сейчас это не важно.
Она взяла его за подбородок большим и указательным пальцами, заставляя посмотреть ей в глаза. Она улыбнулась ему, в уголках её глаз появились морщинки.
— Только ты и я. Следуй моему примеру.
Жар затопил его внутренности, и он надеялся, что она не сможет увидеть, как расцвели его щёки.
И они начали танцевать. Сорен двигалась уверенно, какой она была во всём, и, как всегда, старалась не отставать. Всякий раз, когда он начинал сбиваться с ритма или пропускал реплику, она похлопывала его по спине, наклоняла голову или сжимала его руку — безмолвные сигналы, указывающие ему, что делать. Вскоре они нашли свой ритм, пока ей больше не пришлось вести, пока они не стали двигаться в идеальном тандеме.
— Вот так, — голос Сорен был тёплым от гордости и озорства. — Видишь, всё не так уж плохо.
— Когда мы вернёмся домой, — сказал он ей на ухо, — напомни мне надрать тебе задницу за то, что ты заставила меня это сделать.
— О, пожалуйста. Тебе весело. И ты выглядишь очень красиво в этой нелепой униформе.
Она отпустила его руку и игриво потянула за воротник, и он мягко оттолкнул её.
— Я чувствую себя набитым чучелом.
Сорен разразилась смехом, фыркающим, недостойным смехом, который он так любил.
— Боги, ты смешон.
Её рука скользнула с его воротника на затылок, играя с волосами на затылке, и каждый дюйм его тела воспламенился. Его сердце колотилось с такой силой, что он был почти уверен, что сломано ребро.
Её рука на его шее, и её ухмылка с морщинками на носу, и эти розы в её волосах… что-то щёлкнуло внутри него, заливая его расплавленной сталью. Делая его храбрым. Делая его вызывающим. Превращая его во что-то новое.
— Я должен тебе кое-что сказать, — прохрипел он, и она закатила глаза.
— Тогда скажи это, осёл. Нет необходимости объявлять об этом.
Он даже не смог сообразить надлежащее