Её семья, видимо, не очень-то хотела, чтобы её видели. Джерихо, конечно, отсутствовала, и, похоже, Финн и Каллиас тоже ещё не прибыли. Но ей показалось, что она мельком увидела своих маму и папу, танцующих у дальних дверей напротив неё. Она, конечно, слышала их, оба смеялись так громко, что даже музыка не могла этого скрыть.

Она была на полпути через бальный зал, когда раздались крики.

— Огонь! Огонь!

Затем бал превратился в паническое бегство — дым, крики и жуткий призыв скрипки, напевающей над хаосом в руках музыканта, который ещё не понял, почему все остальные перестали играть.

Паника на мгновение заставила Солейл застыть на месте, её ноги приросли к полу, она смотрела, как люди бросились к дверям, как музыканты, наконец, убежали, как огонь пополз вверх по шторам в задней части комнаты, разъедая стены и обшивку. Затем, с толчком, как будто её толкнули в спину, она побежала в том направлении, где видела своих родителей.

Люди, которые обычно расступались, когда она шла к ним, теперь бежали к ней, не обращая внимания на то, кто она такая, пиная ногами и толкая руками, ураган тел, паника и крики, так много криков, что её слух притупился, звеня эхом…

— Мама! Папа!

Она пригнулась, свернулась в клубок, закрыла голову руками и завыла так громко, как только могла. Но она только усиливала какофонию, её крики смешивались с сотнями других, родители искали своих детей, сёстры — братьев, партнёры — партнёрш.