Сорен жестом показал на неё в знак демонстрации.

— Спасибо тебе! Видишь? Я в порядке. У меня просто болит голова, и я отчаянно хочу спать, поэтому, если бы вы все смогли бы, пожалуйста, дать мне немного пространства…

Финн, Каллиас, Вон и Рамзес обменялись взглядами. Ни один из них не пошевелился.

Невольно, даже не думая об этом, из уст Сорен вырвались слова:

— Мама, не могла бы ты, пожалуйста, вразумить их всех?

В ту секунду, когда слова слетели с её губ, всё дыхание остановилось. Её, Джерихо, всех остальных.

Адриата разрыдалась.

Сорен хотела взять свои слова обратно, взять фразу в руки и засунуть её в карманы, где никто не смог бы вспомнить, что она когда-либо была произнесена. Но сейчас было слишком, чёрт возьми, поздно для этого.

— Я… мне жаль, — начала она, но Адриата уже уходила, исчезая за дверью в вихре фиолетового платья и аромата маракуй.

Рамзес двинулся за ней, но остановился. Он обхватил голову Сорен руками и быстро поцеловал её в лоб.

— С ней всё будет в порядке, — заверил он её. — Ты не сделала ничего плохого, Сорен.

Она хотела, чтобы он перестал называть её никсианским именем. Становилось всё труднее и труднее напоминать себе, что он всё ещё враг — они все были врагами.

Но, боги, это было совсем не так. Не сейчас. Не после того, как она вспомнила.

Очнуться от этих воспоминаний было всё равно, что очнуться в другой жизни: в той, где Никс никогда не существовал, а Атлас был её единственным домом, время между ничем кроме сна. Теперь к ней вернулся Никс, а Атласа снова не стало, но не полностью. Недостаточно.

Она больше не могла этого отрицать. Неважно, что она притворялась, она была Солейл Марина Атлас — по крайней мере, родилась ею. И это делало всё намного сложнее.

— Я думаю, мне тоже пора отдохнуть, — прохрипел Вон, делая шаг вперёд, а затем опускаясь на колени.

Вопль Джерихо вырвал стон у Сорен, и её голова запульсировала на фоне шума.