— Надеюсь, никаких. Но… для меня очень важно, чтобы ни слова о моём визите сюда и последующих результатах не было сказано никому другому.

Луиза выглядела почти обиженной.

— Я ни разу не выдала твоих секретов, Финн. А люди пытались купить их у меня по более высоким ценам, чем ты когда-либо предлагал за моё молчание.

— Я это знаю.

Именно поэтому он и был здесь в первую очередь.

— Но я доверяю твоей жадности больше, чем тебе.

Луиза слишком долго молчала, и на мгновение он забеспокоился, что всерьёз обидел её. Но затем она вздохнула, насмешливая улыбка искривила её губы.

— Справедливо… и умно с твоей стороны. Отлично. Я приму твою взятку.

Финн поднял руку, разрешая Луизе схватить бриллиант со стола. Она поднесла его к окну, позволяя редкому лучу естественного света преломиться от камня, её прикосновение было почти благоговейным.

— В день нападения со мной кое-что случилось, — начал он, почти обнаружив, что говорить стало легче, когда она не смотрела на него.

Прежде чем он осознал, что делает, он уже рассказывал ей всё.

Он рассказал ей о том дне, когда мёртвые ожили, прогуливаясь по фестивалю, как будто сам праздник был устроен для них. Он рассказал ей, как видел это до того, как это произошло, как его разум на мгновение потерялся, когда он услышал крики своего народа и неземные завывания мёртвых. Он рассказал ей, как его голова была заполнена образами мёртвых тел, ухмыляющихся ему, их едва различимые очертания охраняли его дворец, как марионетки на невидимых нитях; как это была всего лишь вспышка, появилась и исчезла, и он отбросил её — пока они не обнаружили именно то, что ждало их во дворце. Как видения продолжались после того, как его укусили, и усиливались, и удлинялись, пока он не обнаружил, что теряет отрезки времени… чего он абсолютно не мог себе позволить.

Всё время, пока он говорил, она сидела тихо, наблюдая за ним с необычным терпением. Она даже не перебивала, когда он иногда чрезмерно подробно останавливался на деталях, его разум был сосредоточен на крошечных нюансах, которые не имели значения, таких как одежда, которую носили мёртвые, или какие части дворца горели в его видении. Она выслушала всё. Наконец, когда он закончил, она воспользовалась моментом, чтобы всё это осмыслить. А затем произнесла:

— Клянусь богами, Финн.

— Я знаю, — прохрипел он, его голос был почти безжизненным, слабая боль пульсировала между его глазами.

Он потёр переносицу, беззвучно ругаясь. Каждый раз, когда он моргал, руки Луизы, сложенные на столе, превращались в руки скелета, а пустой стеклянный шар — в светящийся золотой глаз.