Он слишком освоился здесь, слишком привык к небольшому комфорту своей койки, слишком уверовал в привычки своих соседей по комнате. Он забыл, что, сколько бы он ни притворялся, он был шпионом в чужом королевстве, незнакомцем, который не мог питать надежду предсказать окружавших его людей.

Поэтому, когда он вернулся в свою пустую спальню после последнего поручения Симуса — очередного бесплодного опроса горожан, в попытке выяснить, кто может скрывать тёмные, захватывающие силы, — рассеянно, по чистой привычке, он вытащил чётки из своего рюкзака.

И как раз в тот момент, когда он вспомнил, что это была плохая идея, как только он вспомнил, почему они должны были спрятаны, Каллиас ворвался в комнату.

Он был в полном беспорядке, полупьяный, дрожащий, как будто его знобило, с красными от слёз глазами и пятнами на лице. Он не мог стоять прямо, шатался из стороны в сторону и выпрямлялся, в его глазах было полнейшее отчаяние.

— Эли, мне нужна твоя помощь, мне нужно, чтобы ты поговорил с…

Он умолк, его глаза широко распахнулись, когда его взгляд остановился на руке Элиаса. На чёрном черепе с алыми глазами, зажатом в его ладони. Потом поднялся на широко раскрытые глаза Элиаса, на его рот, полуоткрытый для оправданий, но не выдавший ни слова.

Выражение лица Каллиаса лишилось всяких чувств. Всего дружелюбия, всей мольбы, всего.

На их месте появилась сталь. Непроницаемая, безжалостная сталь. И хотя Каллиас пошатнулся на нетвёрдых ногах, когда принц вытащил свой меч и направил его в грудь Элиаса, он орудовал им с уверенностью, которая подсказала Элиасу, что избежать его удара будет невозможно.

— Вставай, — приказал Каллиас.

Элиас медленно поднял руки, его желудок сжался, страх затопил горло, как горячая смола, замедляя каждый удар его сердца до ужасных мурашек.

— Ваше Высочество, пожалуйста, это не то, что…

— Эли, — сказал Каллиас совершенно спокойно, — если это вообще твоё имя… Я дам тебе один шанс замолчать, и если ты им воспользуешься, я обещаю, что ты переживёшь допрос.

Нет, нет, нет. Он не мог всё испортить. Он не мог быть тем, из-за кого их поймали, он был так осторожен.

— Каллиас, пожалуйста, я…

Острие меча поцеловало яремную вену, и Каллиас пробормотал:

— Ты не хочешь испытывать сегодня моё милосердие, Эли. Я могу обещать, что ты обнаружишь его полное отсутствие.

Боги, нет. Не это. Что угодно, только не это.