— Он этого не заслуживает, просто верни его.

У Джерихо хватило чёртовой наглости выглядеть печальной, надев это так же красиво, как и всё остальное, две нежные слезинки сверкали на её щеках, как бриллианты. Сорен хотела сорвать их с её лица.

— Я не могу, не сейчас. Он ушёл слишком далеко. Моя магия не может проникнуть так далеко.

Чёрт возьми. Чёрт возьми, чёрт возьми, чёрт возьми.

Колени ныли от кафельного пола, грудь онемела, руки дрожали, Сорен баюкала голову Элиаса у себя на коленях. Как бы она его ни трясла, сколько бы раз ни гладила его лоб и ни просила вернуться сюда, пока она не надрала ему задницу так, от чего он никогда не оправится, сколько бы раз она ни шептала «я люблю тебя, я люблю тебя, вернись, вернись, осёл»… он не проснулся.

Неважно, что это значило для неё, она обещала ему, что доставит его домой.

Она наклонила голову, прижимаясь губами к его холодному лбу, желая, чтобы тепло вернулось к нему — желая, чтобы он моргнул, проснулся, улыбнулся ей, назвал её легковерной за то, что она думала, что он действительно мёртв. Одна последняя попытка. Одна последняя молитва.

Но от его кожи её губы только похолодели.

— Ты сдержал свои клятвы, — прошептала она ему… Боги, мог ли её голос вообще ещё доноситься до него? — Теперь позволь мне сдержать свои.

Ей было всё равно, что он никогда не простит её. Она никогда себе не простит, если оставит его здесь, если допустит, чтобы это ужасное место стало его смертным одром, когда она ещё могла его спасти.

Она думала, что сможет вынести это — ради своих народов, своих королевств, она думала, что сможет. Но в тот момент, когда шея Элиаса хрустнула под её руками, всё изменилось.

Джерихо всё ещё ждала, когда Сорен подняла глаза, стиснув зубы так сильно, что они заболели, горе придало её костям силу.

Вдохни. Задержи дыхание. Выдохни.

Контролируй то, что ты можешь.

Она не могла изменить свои неудачи. Но она могла бы изменить это — она могла бы контролировать это.