Мария поила Клару горячим вином.

Девочка плакала и вздыхала. Как-то оно само получилось, когда они костер разводили, когда было, что делать, она еще держалась, а вот потом…

Потом она как-то и расклеилась, когда Мария протянула ей горячую картофелину, погладила по голове, совершенно материнским жестом… жестом, которого она так и не дождалась от родной матери. Не любила Ребекка детей, что теперь поделаешь. Не любила, но все же выбрала не себя, а их. В последний момент, в самый последний…

Это Клара и выплакивала в плечо Марии. Женщина гладила ее по волосам, успокаивала.

– Я бы тоже так поступила ради своей дочери. Все правильно, детка, ты мне поверь. Случись что с вами, твоей матери стократ больнее было бы.

– Правда?

– Чистая, – Мария не лгала, и это понимали все присутствующие. Она бы и правда отдала свою жизнь ради дочери.

Анны?

Или той, оставшейся в другом мире?

Это уже не так важно… Мария слишком влилась и в эту шкурку, и в эту жизнь. Ее дом, ее Анна, ее дочь. И все правильно.

И вот эту девчушку жалко. Мать у нее, не тем будь помянута, стерва была. Но ведь детей спасала! И что с этим делать?

И Тим, вон, прижался поближе к Тине, и Феликс смотрит вопросительно.

– Может, я слетаю? Посмотрю?

Мария кивнула.

– Делай.

Белый нетопырь медленно взмыл в воздух.

Обычное животное уже не могло бы летать, оно бы просто ничего не видело, но двуипостасные устроены иначе. И Феликс летел.

Мария покрепче прижала к себе Клару.

– Мы вернемся, как только уйдут пираты. И постараемся всем помочь.

Только вот не всем понадобится помощь.