– Прощаю тебя, чадо! Умри с миром. Нет?

– Ма-ам!

– Тогда не умирай. Иди с миром, но в… туда! Короче, именно туда!

– МАМА!

– Ну что тебе?! – Мария внаглую принялась щекотать малявку.

– Мама, ну правда… я же уже взрослая!

– А если взрослая – запомни. Простить – не означает посадить себе на голову, дать сорок два вторых шанса или еще раз повернуться спиной к предателю. Простить – это не держать зла. Только вот прежнего уже тоже не получится. Все. Не склеится.

И принялась вдвое активнее щекотать Анну.

О том, что их разговор нагло подслушивали, не знали ни Анна, ни Мария. Может, королева и поняла бы, но была слишком занята дочкой. Да и тема неприятная…

* * *

– Са ва…

– Айни син…

Томас Ремеш, охотник, прислушивался с интересом.

Ишь ты, шагренцы! Интересно, чего они тут делают? Аж целым десятком, да из непростых… что он – не видит, что ли? Одежду они нацепили местную, а вот зубы…

Когда год за годом мажешь их черной краской, специальной, стойкой, поневоле она въедается. И оттереть ее до конца не удается.

А еще сами движения.

Охотник отлично понимал, КТО может так двигаться. Мягко, плавно, стакан на голову поставь – капля не прольется. И наблюдал…

Жаль, по-шагренски он не понимает особо… разве что про Многоликого что-то упомянули. Это-то он знает, да толку?

Мало ли чего им там от бога понадобилось? Может, просто помянули в бога душу мать?

Сидят, жуют чего-то… надо бы сейчас посмотреть еще, а потом, как спать лягут, утащить у них какую вещичку, да к градоправителю. Пусть розыск объявит.