Аваддон перестал дышать. Я испугалась, что он подвергся магии оцепенения, пока одинокая слезинка не скатилась по его щеке к подбородку и не капнула на мое платье, отражая всю суть падшего ангела со сломанными от несчастной любви крыльями.

– Гавриил убил их, чтобы замести следы вашей связи, ведь ребенок родился бы не просто нефилимом. В вашем сыне или дочери текла бы особенная кровь, способная вызвать вопросы у Всевышнего. Серафима решила скрывать магию ребенка после рождения, понадеявшись, что со временем Небо про нее забудет, но не успела, – понизив голос до шепота, добила я.

Супруг должен был пережить эту боль, свыкнуться с ней и отпустить. Только так я смогла бы уговорить его забыть былое и помочь свергнуть Люцифера.

Тьма окутала перо в руке Аваддона, пожирая его, как кислота. Я думала, разразится буря, мглой сметая все на своем пути, но Повелитель Смерти не уступал ярости, его трясиной затягивала скорбь.

Брачная метка передавала разверзшуюся в его душе дыру. Страшную пустоту потери.

За ребрами что-то заскрежетало. Сочувствие? Или скрытая к Аваддону симпатия? А может, находясь в бедственном положении, я ощущала через размытую границу межмирья эмоции Серафимы?

– Я мог бы стать отцом, а не первозданным монстром. Мог бы подарить жизнь, а не отбирать ее, – срывающимся голосом заключил супруг, взглянув на опустевшую от ненавистного пера руку. Еще одна слезинка проложила мокрую дорожку по его острой скуле, скатившись в уголок губ. Его плечи подрагивали от сдерживаемых рыданий, а может, крика.

Нутро разрывалось от переизбытка эмоций. Все смешалось: моя собственная скорбь, его нестерпимая боль, далекие чувства Серафимы, которые лучиком солнца пробились в мой личный мрак.

– Тьма рано или поздно нашла бы иное разбитое сердце и воссоздала Ад. Миру необходимо равновесие, поэтому не вини себя за отнятые души грешников. – Странно, философствовала вроде бы я, но голос звучал иначе. Аваддон опустил взор на мои приоткрытые губы, ускоряя пульс.

Покои с расписными стенами, огромной кроватью и дорогой бархатной мебелью сузились до одного его взгляда и наших точек соприкосновения, под которыми гудела кожа.

Аваддон поднял руку и медленно погладил меня по щеке костяшками пальцев, воспламенив каждую клеточку. Ему больше не требовалась раскрывающая правду магия, поэтому тьма Смерти проникла в меня через поры, спускаясь мурашками от лица к порезу. Она, словно портниха, заштопала края раны черными жгутиками, оставив на моей ладони только запекшуюся кровь.

Супруг близко подобрался к тонкой грани повисшего между нами влечения. Его судорожный выдох прокатился по лицу будоражащей волной, лишающей воли.