– Дело не в этом, дурья ты репа! Будто не знаешь Сильтана…
– Хм, разнообразие человеческие женщины тоже ценят.
Ещё минут десять я слушала их препирательства. В конечном счёте мне пришлось клятвенно заверить Соляриса, что я не умру от одной ночи порознь и он действительно иногда перегибает палку, прямо как сейчас. Однако сдался и ушёл он только после того, как Мелихор стала нарочито громко вспоминать самые постыдные истории из его детства.
– Огонь мира сего, – вздохнула Мелихор, качая головой вслед Солярису и придерживая для меня штору, которая служила дверью в её спальню. – До чего же он прилипчивый и дотошный! Как ты вообще его терпишь?
– У нас всё взаимно: я терплю его, а он терпит меня, – отшутилась я, пролезая под шторой в центр той самой овальной комнаты, с которой и началось моё знакомство с Сердцем. Сейчас больше половины её стеклянных огней не горели, из-за чего я едва не запуталась в ворохе пёстрых полотен, устилающих пол, пока пыталась добраться до каменного ложа. Но, когда мне это всё-таки удалось, я вдруг обнаружила, что то уже занято.
– Я решила, вы должны быть вместе, – улыбнулась Мелихор, пока я с нежностью убирала волосы с лица спящей Маттиолы, свернувшейся калачиком у самой стены. – Она же твоя энарьят, а энарьят не должны разлучаться. Ложись рядом. Вам обеим хватит места.
Мелихор была права: плоский камень явно предусматривал возможность того, что дракон захочет поспать на нём в своём первородном виде. Поэтому даже когда я, переодевшись в ночную рубаху, опустилась на камень рядом с Матти, на нём всё равно осталось много свободного места. Я будто снова очутилась дома. Не хватало лишь трещащего камина, запотевших окон, расписанных морозом, и запаха вербены, возложенной на алтарь Кроличьей Невесты. Именно такой была та самая ночь накануне Вознесения, когда мы с Матти допоздна гадали на углях, а затем уснули вместе, не зная настоящих невзгод.
– Ложись тоже, Мелихор. Мы здесь и втроём поместимся. Негоже тебе спать на полу!
Мелихор смутилась. Наверное, думала, что я не замечу, как неуклюже она комкает себе из тканей лежанку, а сама втихаря косится на каменное ложе. В этих косых взглядах не было ни жадности, ни обиды, но была беззлобная зависть, с какой я часто смотрела на близнецов и Гектора, когда они играли втроём под присмотром матери. Хоть Мелихор и винила Соляриса в том, что он прилипчивый, но сама тянулась к любому источнику ласки, как цветок к солнцу. Я не привыкла так быстро сходиться с незнакомцами, но с радостью пододвинулась, когда Мелихор без всяких возражений забралась на камень ко мне и Матти, издав короткий урчащий звук.