Я ожидала, что Госпожа попросит меня о жертве – дорогой сердцу вещи или же крови, как оно часто бывает при использовании сейда. Недаром ведь она сразу к призыву не прибегла и даже уходить собралась, только бы к нему не обращаться. Наверняка способ то был не из приятных, возможно, даже представлял опасность. Мои подозрения окрепли, когда Госпожа запричитала:

– Ох, не хотела я, видит Луна, не хотела… Надеюсь, простит и ничего не порушит здесь. А ты сядь на место, – И она указала мне посохом на кресло. – Ты делать ничего не должна, лучше и вовсе не показывайся. На ней вся работа в этот раз.

Кочевник с грохотом выронил точильный камень, когда посох Госпожи указал на Тесею, качающуюся в гамаке.

– Мою-то сестру и к требе Дикого привлечь? Ни за что! – отрезал Кочевник сразу. – Она дочь скорняжника и ткачихи, а не вёльвы! Нет в ней способностей к сейду, нет и не будет никогда!

– Да полно тебе. Медведь же, а скулишь, как собака, – осекла его Госпожа, и Солярис усмехнулся у меня над ухом, прошептав нечто вроде: «Видишь, не я один называю его псом! Так что никакое это не оскорбление». – Работа твоей сестры лишь в одном заключаться будет, – продолжила Госпожа, заставив Кочевника каким-то неведомым образом присмиреть и усесться обратно на скамью. – Она должна надеть то, что и так носить желает, очарованием весны ведомая, потому что сама весну в себе таит.

Тесея отложила пряжу в сторону. Та вилась вокруг ее тоненьких пальцев, как паутина, такая же голубая, как и ее круглые оленьи глаза. В отличие от брата, который не боялся ничего на свете, кроме сейда и тех, кто его практикует, Тесея, кажется, не страшилась и этого. Все то время, что мы сидели в совином доме, она смотрела на Волчью Госпожу неотрывно, из-за чего исколола себе все пальцы и несколько раз порвала недовязанную куклу. Я отлично помнила, как на вопрос, кого же она избрала своим покровителем, Тесея подставила к макушке ладони и протяжно взвыла. Уже в тот момент судьба Тесеи была предрешена. И теперь она, похоже, предрешила судьбы и наши тоже.

– Ну же, достань ее, – сказала Волчья Госпожа мягко, так, как говорила разве что со своей дщерью Дагаз, но ни с кем из нас. – Никто не будет сердиться. Ты правильно поступила, что песнь кроличью послушала.

Госпожа наклонилась к гамаку, и Тесея съежилась. Она стыдливо оглядела нас всех по очереди и полезла рукой себе за пазуху. Тесея шерудила по тканям долго, что-то отстегивала и застегивала, но я уже знала, что вот-вот покажется из-под них. Золото с искусной резьбой поблескивало в свете кристальных листьев за окном и огня в камине, и длинные уши едва не порвали Тесее ворот, когда она вытаскивала их. Должно быть, они больно впивались ей под ребра все это время.