– Рубин! – воскликнул Солярис.

С его волос капала вода. Похоже, он все-таки сумел добраться до реки и отмыться от керидвенской крови и сейда раньше, чем те задушили бы его. Отряхнувшись, Сол сделал ко мне несколько размашистых шагов, но остановился, завидев того, кто возвышается сзади. Так я оказалась ровно посередине между своим даром и своим проклятьем, а когда наконец-то подалась всем корпусом к первому, собираясь бежать, вдруг услышала:

– Действительно хороший бросок. – Селен обхватил копье двумя руками и беспрепятственно вытянул его из своей груди, будто бы плоть его и впрямь была зыбкой и мягкой, как необожженная глина. – Жаль, что бессмысленный. Мое сердце находится не здесь. Оно стоит прямо перед тобой. – И он обвел меня нежнейшим взглядом, прежде чем развернуть копье наконечником вперед и перехватить его поудобнее. – А где твое сердце? Ах да, точно… Там же, где у всех людей.

И Селен метнул его обратно.

Крик, который вырвался у меня из горла, мало напоминал человеческий. Единственное, что я видела в тот момент, хотя передо мной открывался вид на весь господский двор, – это застывшее лицо Сола и пар, поднимающийся от его кожи. Его охватила нечеловеческая ярость, а меня – ужас, когда у нас на глазах копье поразило Кочевника туда же, куда недавно поразило Селена.

В самое сердце.

Уже во второй раз за день я смотрела, как мой друг захлебывается кровью и падает на землю плашмя. Ростки вербены и земляники, выстилающие ему путь, дернулись, точно живые, и мгновенно сгнили.

– Я больше никуда не отпущу тебя, Рубин, – произнес Селен, и его шепот погнал холод по моей шее, в которую он уткнулся носом, за секунду очутившись прямо у меня за спиной. – Теперь ты навек моя. Пойдем же, я отведу тебя домой. В том доме, что Сенджу для нас возвел, никто нас не найдет.

Ткань плаща порвалась с оглушительным треском под натиском разложившихся крыльев. То были крылья уродливые и костлявые, перепончатые, как у летучей мыши. Все остальное тело Селенита начало меняться тоже – выросло, нагрелось… Мужские руки, схватившие меня за талию, обернулись когтистыми лапами, покрытыми багровой чешуей.

«Это был дракон, – сказал мне Ллеу после того, как Свадебную рощу усеяли обезображенные хирдманы, и я принесла ему одного из них, чтобы узнать, кто сделал это со всеми ними. – Тот нейманский воин умер от драконьих зубов и когтей».

Не имея собственного облика, Селен мог повторить облик чужой. И драконий тоже.

Ноги перестали чувствовать землю.

– Рубин! Рубин!

Господский двор сотрясло рычанье, под подошвой ботинок мелькнул длинный жемчужный хвост, усеянный гребнями, тщетно пытаясь добраться до Селена, поднявшегося в воздух месте со мной. Как и Солярис, я мало что могла без него: царапала ногтями сжимающие меня лапы, раздирала пальцы о чешую, кричала и билась, брыкалась, но не могла вырваться.